— Оружие на пол! — приказал я.
— Дурак! — прохрипел раненый. — Теперь тебе точно не жить.
— Хочешь сказать, что мчались за мной, чтобы пригласить пообедать?
— Если бы ты послушал нас — был бы богачом. За одну только эту винтовку — раненый кивнул в сторону моего оружия, — получил бы миллионы. А ты, наверняка, еще и не то знаешь.
— Я и так не беден. А сотрудничество с вами не похоже на равноправное. Где это я вас слушать мог, в психушке, что ли? Или вы в меня не стреляли? Говори, тварь, что вам от меня нужно?
— Спроси у моего начальства. Оно приказы отдает.
— Ну и черт с тобой, подыхай с чувством исполненного долга, — и я вскинул автомат.
— Не убивай меня, я — полковник Кумерих, друг твоего охранника. Мы в войну в одном полку служили, в разведке. Я был его начальником.
— А, вот я с кем имею дело? Наслышан. Но, как же это вы, полковник, фронтового друга, и штыком?
— Он предатель! — неожиданно рявкнул Кумерих. — Он отказался с нами работать. Разведка — это на всю жизнь, как и присяга.
Пожалуй, эта реплика его и добила. Он закашлялся кровью, уронил голову на спину шофера и замолк. Ну, пожалуй, все. В расчете.
Но почему-то было такое чувство, что глупость, вопреки совету Рубио, я все-таки совершил.
Деловая встреча прошла вполне удачно. Я решил все проблемы, заключил необходимые договора, договорился о дальнейшем сотрудничестве.
Назад вернулся поездом. Машину же отремонтируют и перегонят мне в ближайшее время.
Просматривая газеты, я не нашел упоминания о сгоревшем в лесу автомобиле с людьми. Может, еще не нашли, а может и засекретили. Кто его знает…
— Ну что, Руби, не пора ли наносить ответный удар?
— Думаешь, это что-то даст? — мой друг сидел на неудобном стуле, стараясь поудобнее пристроить забинтованную руку.
— Не знаю. Не уверен. Ни в чем не уверен, — я расхаживал по своему тесному заводскому кабинету и тоже не находил себе места. — Эти люди, как я уже говорил, не хотят шума. Значит нужно его им обеспечить. Логично? Отправим наши фотографии в газеты, привлечем внимание общественности.
— Не выйдет, Гарви, — вздохнул Рубио. — Война, которая фактически закончилась восемь лет назад, де-юре еще продолжается, так как мирный договор еще не заключен. Это дает право государству пресекать действия направленные на подрыв его обороноспособности. Скажу проще — цензура. Ничего не опубликуют.
— Да? И что же сделают редакторы, если получат наши письма?
— Сообщат куда следует.
— Правильно! — чуть было не закричал я. — А это уже шум. Мы же постараемся сообщить как можно большему числу людей. Отправим письма в газеты, банкирам, в офисы заводов, да и просто на улицах разбросаем. Может, заставим их затихнуть. Или перейти к активным действиям. Все лучше, чем сидеть и ждать, когда тебе перережут горло, как цыпленку. Руби, нам с тобой уже досталось. Обоих чуть не прикончили. Что, будем ждать дальше? Мы и так уже, как загнанные звери. Живем на заводе, из берлоги — ни на шаг, поездки свели к минимуму, о доме вовсе забыли. Сколько можно?
