Роман чувствовал, как через шерстяную рубашку впиваются в тело колючки ползучих растений, но лежал не шевелясь. Вдруг им овладела глубокая печаль… Совсем недавно ему пришлось преодолеть соблазн, что не снять скальп с того индейца. Каллен и старый полковник погибли. Черная Акула тоже. И старейшины пели о начале конца гордого народа…
Его внимание привлекли улыбающиеся индеанки с бронзоватой кожей, нянчившие детей. Теперь, когда мужчины поели, они хватали оставшиеся куски, вытаскивали еду из горшков, набивая ею жадные рты… пережевывая пищу для младенцев. Роман заметил стройную молодую индеанку, которая склонилась на своим ребенком и щекотала его толстый животик, звонко смеясь. Как приятен был этот звук в ночном воздухе! И он вдруг подумал о Китти… Мальчик был того же возраста, что и Майкл.
Китти… Боже мой, несчастная Китти! Он не мог забыть ее лица, когда въезжал в Бунсборо, ведя за собой в поводу лошадь Каллена.
…В тот день он выехал из Хэрродтауна в прекрасном настроении: к ним наконец-то приехала сестра Сары с мужем, привезя с собой вещи, которые до сих пор считались большой роскошью на западе, и Сара настояла, чтобы он взял немного шоколада и большой кусок сахара для Китти.
Прибытие родственников, казалось, заставило Сару смириться с переездом в Хэрродтаун, и этим объяснялось его отличное настроение. И еще ему понравилось предложение Джима Хэррода баллотироваться этой осенью кандидатом в легислатуру…
Но в четырех милях от Бунсборо он увидел кобылу Каллена. Ее великолепные черные бока были заляпаны грязью, поводья свободно болтались… и ужас сковал Романа.
Пустив лошадь Каллена вперед, он следовал за ней, осторожно оглядываясь по сторонам, отыскивая взглядом неподкованных индейских пони. Но лишь у будущей паромной переправы он кое-что понял, и если он прав, то двоих здесь убили или тяжело ранили и двоих взяли в плен. Некоторые следы были затоптаны лошадьми из форта, но ему все время попадался на глаза след с примечательной отметиной в форме звездочки на копыте одного из индейских пони.
Роман во весь опор поскакал в Бунсборо, проклиная себя за то, что как и все другие слишком полагался на обманчивую безопасность форта. Он содрогался от мысли, что могло его там ожидать.
Когда он подъехал к воротам, ему показалось, что все хижины на поляне покинуты обитателями. В одном открытом окне сиротливо хлопала на ветру линялая занавеска, а чуть подальше горевший когда-то огонь под чаном с водой давно превратился в холодную золу. В корыте мокло чье-то невыстиранное белье. Вдруг из одной хижины выбежал лохматый мальчишка со стопкой лоскутных одеял и кастрюль. Он пристроился к Роману.
