— Шелтови, сын мой… — Встав на ноги, он обнял Дэниэла, и слезы покатились по его впалым щекам.
— Отец мой… — обнял его в свою очередь Дэниэл. Роман с полковником Кэллоувэем с изумлением наблюдали за этой сценой.
Они разговаривали на языке шоуни, но Роман немного владел им и понимал, о чем шла беседа. Судя по реакции старого полковника, от того тоже не ускользнул ее смысл.
— Почему ты убежал из своей семьи? — упрекал Черная Акула Дэниэла. — Многие в наших вигвамах печалятся о Большой Черепахе.
Дэниэл слегка покраснел, когда величавый вождь с задумчивым видом пригладил его волосы, которые теперь у него отросли как у любого белого человека.
— Мне захотелось снова повидать свою белую семью, — ответил Дэниэл. — Жену, детей.
Черная Акула взял себя в руки, хотя по-прежнему был сильно удручен.
— Но почему ты не спросил у меня разрешения? Я бы позволил тебе повидаться с ними.
— Я этого не знал, — опустил голову Дэниэл.
Глубоко посаженные, черные как смоль глаза Черной Акулы изучали Романа и полковника Кэллоувэя.
— Ты привел с собой не главных вождей, Большая Черепаха?
Под глазом Дэниэла дрогнул мускул, но он по-прежнему сохранял невозмутимое спокойствие.
— Да, как видишь, — ответил он.
— Я их знаю. Кэл-э-вэй давно сражается с нашим народом… Но он настоящий воин. Второй тоже — его наши братья чероки называют Огненноволосым.
Дэниэл кивнул.
Черная Акула, повернувшись, жестом позвал своих приближенных. Подошел Катаэкассу — Черное Копыто — высокий, с тонко очерченным лицом спокойный человек, за ним Молунта, который был его явным антиподом — полный, широколицый, излучающий доброжелательность индеец. К ним присоединился и Черная Птица, вождь племени чиппева. Все они расселись, подтянув к груди колени, и Черная Акула пригласил трех белых последовать их примеру.
Кости старого полковника отчаянно хрустнули, но ему все же удалось принять требуемую позу.
— Я пришел, — официальным тоном начал Черная Акула, — чтобы напомнить тебе о твоем обещании сдать мне форт этим летом, Большая Черепаха.
Роман почувствовал, как вздрогнул при этих словах полковник Кэллоувэй, но тем не менее промолчал.
— Ты сказал, — продолжал вождь, — что в это время женщинам и детям будет легче во время изнурительного перехода. Я дождался лета, как ты мне и советовал. Но теперь того же требует от тебя и Гамильтон, вождь Детройта. У меня есть от него послание к тебе.
Дэниэл, нахмурив брови, изобразил размышление над создавшейся ситуацией.
