— Да!
Лицо ее было таким простым и честным, и все же я не совсем доверял ей. До сих пор мы стояли на месте, но теперь пошли в сторону, противоположную той, что была мне нужна. Девушка доверчиво поглядывала на меня и одновременно рассказывала, что родители ее умерли и у нее есть только добрая бабулечка, что родом вообще не из этой страны, а приехала из Германии.
Мне показалось, что слово «Германия» она произнесла как-то по-особенному и при этом с надеждой взглянула на меня. Но я ничего не ответил, и она продолжила свой рассказ.
Мы миновали виллу Тупидо и пошли дальше, пока перед нами не открылся пустырь, где не было ни дома, ни сада. Мы оказались на какой-то поляне, где росло лишь несколько высоких, могучих деревьев омбу[50].
— Наш домик — вон там! — сказала девушка, указывая на просвет между деревьями.
Я увидел белую, поблескивавшую под лунным светом хижину; до нее было, пожалуй, шагов пятьсот.
— Можно мне пойти туда вместе с вами? — спросил я. — Или теперь вы чувствуете себя в безопасности?
— В безопасности я почувствую себя лишь тогда, когда окажусь дома.
— Тогда пошли!
Мы свернули к деревьям. Но уже через несколько шагов я остановился, потому что из сумрачной тени, отбрасываемой стволами омбу, выступило пять или шесть фигур, один из этих людей направился к нам, другие остались стоять там, где стояли.
— Стой! Ни шагу дальше! — приказал я. — Что вы здесь делаете?
Девушка еще крепче прижалась ко мне.
— Что мы здесь делаем? — ответил голос, показавшийся мне знакомым. — Вас ждем, сеньор.
Теперь я держал девушку левой рукой, высвободив правую, чтобы обороняться. Я чувствовал, что моя подопечная дрожала.
— Я… вы меня в самом деле не узнаете — Маурисио Монтесо!
Да, это был он, йербатеро; я увидел это, когда он подошел поближе.
— Это вы? — удивленно спросил я. — Вот так сюрприз! Но я все же повторяю свой вопрос: что вы здесь делаете?
— Сейчас вы узнаете это. Если вы доверяете нам, ступайте туда, под дерево, где нас не смогут заметить!
— К чему все это?
— Потом узнаете. Теперь нет времени объяснять, потому что он сейчас придет.
— Кто?
— Тот, кто напал на сеньориту, ее собственный отец.
— Ее о… но это невозможно!
— О, нет. Пожалуйста, молчите и крепче держите девушку, чтобы она не выдала нас!
Он подошел поближе к девушке и погрозил ей, держа у нее перед глазами нож:
— Сеньорита, если сейчас вы сделаете хотя бы шаг или скажете одно-единственное слово, то вот этот клинок я без всякого сожаления воткну в ваше милое, крохотное, но лживое сердечко. Я не шучу!
