— Да.
— Хорошо. До скорого.
Жантом вышел на улицу слегка ошеломленный и с некоторым чувством облегчения, как больной, которому сообщили, что операцию делать не надо. Сегодня же вечером он начнет лечиться.
Но это, оказывается, не так уж и просто… Улица, на которой жил доктор Лермье. Ладно. С этим трудностей не возникнет. Подъезд. Справа лестница. Звонишь и входишь. Обыкновенная приемная, плетеные кресла, скрипящие при малейшем движении. А вот дальше все усложняется. Лежа на кровати, Жантом всматривается в свой внутренний экран. Его пугает белый халат врача, слепящий глаза, как невыносимый свет прожектора. Он безуспешно пытается расслабиться, успокоиться… Что тут такого, это просто халат. В нем нет ничего необычного. С пуговицами на плече, придающими ему вид военного мундира. Ах, Боже мой!..
Жантом сел, напряг память. Едва он подумал о военном мундире, как неуверенность исчезла. Бриюэн прав. Именно слова умиротворяют образы. Теперь, благодаря пуговицам на плече, он видит доктора Лермье совершенно четко. Большие очки в роговой оправе. Голубые глаза. Редкие волосы, плохо скрывающие ухоженную лысину. Низкий голос: «Не бойся, малыш». «Как Кювье, — подумал Жантом, — по одной кости сумел воссоздать скелет диплодока, так и я благодаря трем-пуговицам на плече воссоздал вид кабинета доктора Лермье». Приятная светлая комната. Большой стол с выстроенными в ряд унылыми корешками. Секретер с множеством ящиков, в которых ребенок не прочь был бы покопаться. С кем он пришел, с матерью или теткой? Разумеется, с теткой. Ведь за заходящейся в крике матерью пришли два санитара и увезли ее. Во всяком случае, ему так кажется, поскольку, едва подумав о матери, он перестал что-либо различать. На воспоминания опустился туман, и кабинет врача исчез. Он потерял нить. Сжал кулаки, чтобы не закричать. По телу пробежала короткая судорога, и он лишился сил. Если бы он прислушался к себе, то заснул бы.
Но он осторожно возвращается к своим мыслям, не спеша подводит их к препятствию: халат. Его носил врач. Хорошо. А если заменить лицо на другое? Надеть на голову фуражку? Может быть, очки? Нет. Не стоит продолжать. Его снова начал обволакивать туман, в горле встал ком. Жантому известно только то, что мать увезли. Но он знает об этом чисто умозрительно. Воспоминания о пережитом отказываются прийти на помощь. Что это значит? Мешают угрызения совести? О чем? Мельницу он не забыл. Мысленно прохаживается по ней без всяких проблем. Видит помещение со сводчатыми потолками, влажные стены, различные механизмы, вокруг которых постоянно летала тончайшая мучная пыль. Слышит шум падающей воды, из-за чего всем приходилось кричать. Он полагает, что помнит и запах, пресный и сырой запах реки, заполнивший дом. В памяти встает и погибший при пожаре работник с волосами, испачканными в муке. Все это его не смущает. В состояние безумной паники он приходит от чего-то другого, относящегося к матери. Доктор Бриюэн, вероятно, прав. Только психоанализ сумеет раскрыть ему истину, показать, почему он беспрестанно борется с матерью, теткой и женой, словно с единым в трех лицах врагом. Может быть, так оно и есть? Может быть, он пытается наказать себя?
