Печалясь и смеясь | страница 38



И вот сейчас пятидневное существо, еще без имени, смотрело именно на бабушку так, будто признало пуповину, но не ту, что отрезали от матери и выкинули, а ту, что живет вечно, вне материи, вне телесности, а в пламени других начал. Самое же удивительное, малышка улыбнулась, не просто бездумно растянула губешки, а вполне хитренько: «Здрассьте, мол, родичи. Я вас всех узнала, потому что знаю». И если верить в существование абсолютного счастья, то оно было именно тогда, когда Люська была малышкой.

Поглощенная дитятей, Лорка похорошела и как бы стала забывать, как живут в параллельном богатом мире те, что ездят на крутых тачках и носят искусственные шубки.

Но истинно говорят: от волка убежишь, от врага спрячешься, змею обдуришь – от себя самой никуда не денешься. И летел к чертовой матери уже третий по счету палас, и Коля с банками красок перекрашивал окна и двери, и возвращались к родителям отданные детям книги, в них Лорка учуивала застарелый запах пыли родительского дома. Он ей «вонял». Из солнечной квартира делалась салатной.

– Ненавижу теплый цвет. Дом должен быть прохладным. – Такой была новая установка жизни.

Стоило только начать. И когда родители получили случайное наследство от бездетной тетки в виде двухкомнатной квартирки, то, не задумываясь, продали ее, чтобы дать дочери деньги для расширения площади. Люська уже собиралась в школу.

И снова Коля носил ведерки с краской, и снова мужики-строители выполняли разные причуды Лорки уже в трехкомнатной квартире, и выкидывалась мебель, и искалась новая, и Коля крутился с долгами, менял работы на нолик больше, а Лорка кричала, что он не мужик, не добытчик. Она уже ненавидела мать за то, что та, имея дела с иностранцами, не нашла ей подходящего немца или американца, да хоть кого, кто бы не носил ведерки с краской, не смотрел виновато на очередной неудавшийся цвет стен, на зеркало не той конфигурации, которое жило в ее башке. Ведь есть же мужчины, которые, не задавая лишних вопросов, просто переносят женщину в тот комфорт, который ей блазнится.

Коля же был олухом царя небесного. Ему было хорошо, где были его девочки. А ей нужен был богатый мачо. Но эту дуру Коля любил, и даже когда увидел, что она шарит жадным глазом по всем сторонам света, сделал вид, что не видит. Как говаривал один старый словесник, уча детей во времена отнюдь не дистиллированные: «Чистому все чисто». Ну и что за глупость он говорил? Как это может быть? Чтобы не видеть гадость и грязь, мало быть не просто чистым, а надо быть еще и слепым, и глухим, и с полипами в носу.