История эта не хотела кончаться. И когда у меня живым появился сам герой-избранник, я уже развеселилась. «Семеро на сундук мертвеца», – сказала я первое, что пришло в голову от неожиданности. И как великолепно он отреагировал:
– Ошибаетесь, мадам, я еще не мертвец. И сундука вам не видать.
– Вообще-то я имела в виду себя как некую ценность, на которую навалились все ваши женщины и вы в придачу.
– Так вот, уточняю. Вы не ценность. Я узнал рейтинг ваших книг. Очень средний. Я бы на вас не поставил.
– Тогда зачем вы тут?
– Поговорите с Марией. Если она не отзовет своего пса адвоката, я заберу у нее ребенка. Я этого не хотел и не хочу, но буду вынужден. Спрячу мальчика так, что его никто не найдет. А сам в этот момент буду в Новой Зеландии.
– Я сейчас же ей позвоню, – сказала я, идя к телефону.
– Замечательно, – ответил он. – Звоните.
У меня дрожали руки, пока я крутила старый, видавший виды диск.
Когда я назвала себя, Машка заверещала дурным голосом приблизительно следующее:
– Вы старая графоманка! Сколько вам заплатили? Интересно будет узнать, на каких фальшивках эмигрировал ваш сын и как вы их устроили? Хватит ходить в белой рубашечке, мадам, пора на нее капнуть говном!
Я не сказала ни слова. Но она так верещала, что гостю было слышно: мне не встрять между ее буквами.
Положив трубку, я спросила у моего гостя, морда которого довольно расплывалась:
– Вы слышали?
– Что вас поимели? – сказал он. – Еще бы!
– Скажите, – вдруг неожиданно ляпнула я. – А сколько стоит киллер?
– Хороший вопрос, – ответил он. – Но с вами никто не будет связываться. Дела чуть, а скандала много. Писаки-воняки… Не понимаете своего места в жизни. А я вам скажу: у вас его просто нету. Понимаете, нету! Даже моя бывшая дура это уже поняла.
И он ушел.
История, в которой сюжета и интереса на плохонькое кино, доказала мне с абсолютной достоверностью, что миру явлен вирус, который хуже СПИДа. Ибо он не убивает до смерти, а только наполовину. Ходит человек с ручками, ножками, с кудрявой головой или косичками, с высшим дипломом или без, а изнутри он пуст, в нем пропасть без дна. Бездна. У человека вынули стыд. А может, он сам его вынул, чувствуя обременительность его пребывания в себе. Конечно, столетие лжи и крови этому способствовали, но виновато время лишь постольку, поскольку его не выбирают. Какое есть. Истинный же виновник сам человек, для которого тяготящая совесть – непомерная мука. И он ее вынимает. И тогда ничего не болит. И можно все.
