Черный платок вместо волос, голубые глаза навыкате, под толстыми губами два золотых зуба, за ними дырка, еще зуб, и снова дырка, потом еще не больше двух-трех зубов, а все остальное — голая десна. Выпирающие скулы и острый подбородок не сочетались с маленьким носом. На высохшей фигурке висело длинное платье с широкими рукавами. Худые ноги, которые, казалось, вот-вот согнутся под тяжестью тела, были обуты в военные сапоги, выдававшие темное прошлое, серое настоящее и небольшую хромоту.
Сареле повсюду таскала с собой авоську с потрепанным молитвенником и новым транзисторным радиоприемником, который, как говорили, купила в день ареста Эйхмана. Процесс Эйхмана, Сареле и приемник были тесно связаны. Передавая голоса прокурора и свидетелей, приемник вызывал в воображении Сареле множество образов.
Она обращалась к каждому прохожему:
— Простите, сейчас передают о процессе Эйхмана? — И совала под нос приемник. — Скажите, пожалуйста, о чем они говорят? — просила она.
Все без исключения лишь пожимали плечами, непонимающе таращились и молча проходили мимо.
Сареле не сдавалась:
— Скажите, когда меня вызовут в качестве свидетеля? По радио уже говорили, чтобы я пришла в суд?
Но никто ее не звал.
И она, словно в припадке, начинала кричать, топать, выть, танцевать, петь и бить себя.
— Сареле, что с тобой? — спрашивали те, кто видел, как она то танцует, то плачет, то поет, то кричит, то топает ногами, то колотит себя.
В ответ она повторяла только:
— Они схватили Эйхмана, они схватили Эйхмана… они…
Уже не было рядом того, кто задал вопрос, а Сареле все не унималась:
— Они схватили Эйхмана, они схватили Эйхмана, они…
Ее называли и фантазеркой, и пророчицей, приписывали ей тайные способности и считали ведьмой. Говорили, что Сареле от рождения сирота, что она страдает тяжелой болезнью.
Истории о Сареле переходили из уст в уста. По слухам получалось, что за спиной у Сареле несколько мест рождения, множество родителей, пятеро или семеро мужей, несметное количество детей, целый набор профессий и десятки ужасающих происшествий. Сареле стала неисчерпаемым источником вдохновения для всех любителей почесать языком, и в первую очередь для детей.
Дети любили приставать к ней:
— Как поживает Эйхман?
Если они находили ее спящей на лавочке, то начали кричать:
— Сареле, вставай! Эйхман у нас в квартале!
Сареле в ужасе просыпалась и вскакивала с лавочки, готовясь вершить возмездие, ревела, как раненый зверь, и тряслась от ужаса. Рассказывали, однажды она даже не смогла удержаться и обмочилась. Всегда были те, кто смеялся над ней, но находились и другие, плакавшие при виде Сареле.
