Впервые она почувствовала себя маленькой рядом с гигантским мегаполисом. Лондон был большим серым городом, раскинувшимся даже шире Нью-Йорка, но он не заставлял человека чувствовать себя таким крохотным, незначительным, потерянным. В Лондоне можно было ходить с гордо поднятой головой. А тут небо заслоняли невероятные громады небоскребов, каждый из них был увенчан флагом, сверкающим шпилем или дымным плюмажем — глаз отказывался охватить все это разом. Что это за мир, и кто они — его обитатели, которые воздвигли эти поражающие воображение башни? По улицам-каньонам грохотали фургоны и автобусы, грузовики с прицепами, огромные трейлеры, непрерывно сигналящие параноидальные такси; свистели полисмены, гудели суда в гавани, — а среди всего этого невозможного Вавилона стояла неустрашенная им миссис Харрис.
Был район, прорезанный 135-й улицей и Леннокс-авеню, — район, известный как Гарлем. Все Брауны, разысканные здесь, соответствовали своему имени — они были действительно шоколадного цвета[5], но, впрочем, отнеслись с полным сочувствием к поискам миссис Харрис. Некоторые из них в войну служили в частях армии или ВВС, расквартированных в Британии, — для них встреча с миссис Харрис стала напоминанием о временах, когда все люди были равны перед нацистскими бомбами, и когда цвет кожи значил куда меньше, чем храбрость. Один из гарлемских Браунов, расчувствовавшись, пригласил ее выпить с ним джину. Впрочем, никто из них никогда не был женат на Пенси Котт.
Благодаря Браунам из Брайтона, где белые барашки волн набегают на берег, миссис Харрис познакомилась с восточной границей города и страны и погуляла в шумном парке Кони-Айленд. Тамошний Браун оказался зазывалой в балагане с «женским шоу». Это был высокий здоровяк в яркой шелковой рубашке и соломенной шляпе-канотье, обладатель горящих глаз, невольно приковывавших к себе внимание — он торчал на балкончике балагана, украшенного не слишком художественными плакатами, изображающими девиц, не обремененных избытком одежды, и зычно расписывал соблазны, ожидающие почтеннейшую публику на замечательном представлении.
Сердце миссис Харрис упало, когда она подумала, что этот человек может оказаться отцом Генри. Впрочем, нельзя сказать, чтобы вульгарность предлагаемых парком увеселений особенно оттолкнула ее — крики зазывал, хлопки ружей в тирах, громыхание «русских горок» и жестяная какофония карусельной музыки живо напомнили ей о Ярмарочном Поле в Бэттерси и любых других английских ярмарках — только тут всё было раза в два больше, громче и суетливее.
