Ада Харрис сама была женщиной, что называется, нравственной — у нее был свой собственный, довольно строгий кодекс поведения. И она не терпела некрасивого или безнравственного поведения других людей. Однако к людям из мира шоу-бизнеса мораль была попросту неприменима — миссис Харрис признавала за ними право жить в собственном мире и иметь свои, отличные от обычных, этические нормы. Поэтому пятничные приемы были для миссис Харрис почти райским блаженством — она никогда не рассчитывала оказаться так близко к Парнасу. Только представьте себе — в четверг она, отпросившись на вечер, видит знаменитого Джеральда Гэйлорда на гигантском, с двухэтажный дом размером, киноэкране в мюзик-холле Радио-Сити, а уже в пятницу любуется этой звездой въявь — знаменитость на расстоянии вытянутой руки от нее поглощает одну за другой шесть порция мартини. Это ли не счастье?
Или вот Бобби Томс — юная звезда рок-н-ролла, красавчик с пышными кудрями. Миссис Харрис готова была закрыть глаза на то, что этот, в сущности, еще мальчик напился пьян в самом начале приема и позволил себе весьма непристойно выражаться при дамах — в тот вечер в ругани его смогла превзойти лишь прелестная инженю Марселла Морелл; впрочем, сия дива была так очаровательна, что даже срывавшиеся с ее восхитительных уст непристойности казались как бы изящными любому, кто относился к миру экрана и сцены так же, как миссис Харрис. Был тут и исполнитель так называемых «ковбойских и народных песен» Кентукки Клейборн — этот заявлялся на прием в заскорузлых от грязи джинсах, лоснящейся черной кожаной куртке и с ногтями цвета национального траура; приходил знаменитый комик, который и в жизни был смешным и веселым человеком; танцоры, герои-резонеры, травести, герои-любовники и комические старухи, молоденькие актрисы в пышных туалетах — словом, подлинный рай для таких ценительниц прекрасного, как миссис Харрис и миссис Баттерфильд (последняя получала от подруги подробнейшие отчеты о всех приемах и о том: кто из знаменитостей на них был, как выглядел, сколько выпил и что отколол).
Впрочем, приходится добавить, что при всей своей терпимости и широте взглядов (в особенности когда речь шла о мире искусства), миссис Харрис вскоре обнаружила в бочке меда изрядную ложку дегтя — и то был вышеупомянутый эстрадный «ковбой», который сумел так себя поставить, что, немного пообщавшись с ним, любой начинал испытывать непреодолимое отвращение, и миссис Харрис не была тут исключением.
