— Надо же, а на вид ты гораздо старше! Ты живешь поблизости?
Мальчишка кивнул и, обернувшись, показал пальцем на ферму.
— У Моризо? — уточнил Бертеги.
— Да, это мои бабушка и дедушка.
— А где твои родители?
— Не знаю.
Вот это всегда угнетало Бертеги сильнее всего — не убийства, не трупы, не насилие, не нищета, а заброшенные, несчастные дети. Это была самая тяжелая часть его работы, к которой он так и не смог привыкнуть.
— Ты здесь живешь круглый год?
— Ну да…
— И твои родители сюда ни разу не приезжали?
Ребенок с серьезным видом отрицательно покачал головой.
Бертеги вздохнул.
— Скажи-ка, Жерар… ты любишь гулять по округе, да?
Вместо ответа ребенок улыбнулся. Одного зуба у него не хватало.
— А вчера вечером ты гулял?
— Да.
— Ты не заметил ничего странного? Может, что-то видел или слышал? Знаешь, такой шум… как будто кто-то крадется — человек или… животное?
— Животные вчера были нервные. Но это нормально.
— Нормально?
— Ну, сегодня же первый туман. В эти дни всегда так бывает. Хотя у нас тут он не такой густой.
Жерар обвел рукой окрестности, и Бертеги понял: эти равнины за чертой города по сравнению с ним представляли собой возвышенность, и туман как бы сползал отсюда на улицы Лавилля, чтобы там уже сгуститься. Ферма Моризо являлась как бы «промежуточной остановкой» для тумана, где он задерживался на пути к городу, но ненадолго.
— Значит, ничего странного? — повторил Бертеги.
— Это из-за Хосе вы спрашиваете? — спросил мальчишка с некоторой подозрительностью.
— Просто интересно, что такой глазастый мальчишка вроде тебя мог заметить… Может, кто-то из взрослых тоже прогуливался? Сосед, например?
Жерар пожал плечами.
— Нет. Да и потом, Хосе погиб не от руки соседа.
Он произнес это убежденным и слегка неестественным тоном — как говорят дети, когда воспроизводят фразы и отдельные выражения, услышанные по телевизору или в кино.
— Ах вот как? Тогда от чьей же руки?
— Я не имею права говорить…
Бертеги почувствовал, как кожа покрылась мурашками.
— Я тебе обещаю, что никому не скажу.
Жерар нерешительно покусал губы, водя глазами из стороны в сторону.
— А пушку покажешь? — наконец проговорил он.
Сами по себе эти слова могли вызвать улыбку, но, услышав их, Бертеги буквально оледенел. Немного поколебавшись, он откинул полу пиджака и продемонстрировал кобуру. Глаза мальчишки загорелись при виде выглядывающей из кожаного футляра рукоятки пистолета, и Бертеги попытался вспомнить, доводилось ли ему когда-нибудь видеть восхищение в детских глазах, устремленных на орудие убийства. И, хотя момент для этого был совсем неподходящий, он подумал: насколько же мир детства хрупок и уязвим, и как легко взрослые могут его разрушить или извратить.
