— Он обожал Хосе, — с грустью проговорила мадам Моризо.
Бертеги повернулся к жене. Это была крепкая женщина, с заметной сединой в волосах, одетая как большинство сельских жителей — в старые джинсы и свитер. У нее была квадратная, почти мужская челюсть и необычный, мечтательно-рассеянный взгляд, который никак не вязался с ее обликом.
— Да, он его обожал… Я могла бы сказать «как сына», но мне не с чем сравнивать — у нас нет сыновей… только дочь.
При последних словах она небрежно махнула рукой, словно речь шла о чем-то несущественном, и Бертеги мгновенно ощутил резкую неприязнь: он любил Дженни больше всех на свете.
— Итак, это случилось ночью, — полувопросительно произнес он.
— Да. Точнее, вчера поздно вечером. Он мне так сказал…
Все время «он»… Казалось, эта женщина не способна назвать мужа по имени. Или хотя бы просто сказать «муж»…
— И вы ничего не слышали? Ведь злоумышленник не мог пойти на такое дело с пустыми руками. У него, вероятно, был какой-то… инструмент. Ему нужно было принять меры предосторожности…
Всего на мгновение женщина отвела глаза, но Бертеги успел это заметить. Затем взгляд ее скользнул в сторону мужа.
— Нет. Но, сами видите, дом далеко отсюда.
Дом — приземистое одноэтажное здание из грубых камней — действительно стоял в доброй сотне метров от хозяйственных построек, которые выглядели добротными и ухоженными.
— У вас есть какие-либо соображения насчет того, кто мог это сделать? И почему?
— Никаких, — ответила мадам Моризо. — Не понимаю, кому понадобилось убивать быка. Тем более такого красивого, как Хосе. — Она помолчала и добавила почти с материнской улыбкой: — Он же был просто чудо. И совсем не злой… Его вся округа знала.
Бертеги взглянул на Клемана.
— Вокруг загона все осмотрели?
— Да, — кивнул лейтенант, — ребята все проверили, но не нашли ничего подозрительного…
— Быка, наверно, опоили снотворным. Как бы иначе с ним сладили?
Комиссар представил, как звонит судмедэксперту и сообщает ему об очередном, малость… специфическом клиенте. Да уж, перейти на работу с городского асфальта в сельский навоз оказалось непросто…
— Они вырезали ему сердце…
Бертеги обернулся: надо же, Филипп Моризо наконец открыл рот.
— Что? — спросил комиссар.
— Они вырезали ему сердце! — с яростью произнес фермер, словно выплевывая слова. — Эти сволочи вырезали ему серд…
— Ну-ну, это еще неизвестно, — успокаивающе пробормотала мадам Моризо.
— Заткнись! Я знаю, что говорю. Они вырезали у него сердце!
