— Такое не только здесь, — сказал Борис и махнул рукой в сторону Внуково. — Пока ты спал, я метнулся к аэропорту на километр. Везде одно и то же. Дохлые машины, заброшенные дома. Ни света, ни огня.
Чувствуя, как приходит осознание трагедии, я отступил на шаг. Будто это Борис был виноват во всем случившемся, будто он мог заразить меня какой-то неведомой инфекцией катастрофы.
— Нет, — сорвалось с пересохших губ.
— Да, брат, — жестко отрезал Борис. — Вырубило, как минимум, все окрестности.
Я снова мотнул головой. Взгляд уперся в большой искореженный цилиндр, лежащий за перевернутой фурой. Уже понимая, что это за штуковина, я сделал еще один шаг назад.
Хотелось убежать от надвинувшейся вдруг реальности. Далеко-далеко, туда, где снова все будет привычно и просто.
— Мама…
Я не узнал своего голоса.
Борис посмотрел на меня исподлобья. Пронзительно, страшно.
— Ее самолет был уже в воздухе, — произнес он, наискось отсекая прошлое.
Ух-ух. Ух-ух-ух.
Меня словно вынули из тела и дали взглянуть на себя со стороны…
Лицо серое, как дорожная пыль, кулаки сжаты до белизны в костяшках, плечо перепачкано кровью, в глазах отражается чистое небо с белоснежными ватными облаками. А под этим прозрачным небом — серое полотно шоссе, разбитый пешеходный мост, сплющенные легковушки, перекрученный отбойник, опрокинутая фура, искореженный цилиндр авиационной турбины…
Ух-ух.
Ух-ух-ух.
Сердце уже работало в штатном режиме, сильно и ровно. Сердце начало отсчет новой жизни, и плевать оно хотело на то, что мир навсегда изменился.
Ух-ух.
Ух-ух-ух.
Пульс ритмично колотил по вискам, взрывая тишину и оглушая чудовищной явью, в которой случилось проснуться.
Сердце билось здесь и сейчас.
Сильно и ровно.
Вопреки.
Ничего не хотелось.
Понимания произошедшего не прибавилось. Осознание непоправимости угнетало. Зато страх немного отступил, притупился.
Саднило плечо. Голова разламывалась до тошноты.
Я сдавил ладонями виски, но легче не стало. Только замутило сильнее.
В аптечке не нашлось ничего от мигрени. Разве что анальгин. Но срок его годности заканчивался в 2016-м — всего парой месяцев позже, чем мы оказались посреди этого злосчастного шоссе. А с тех пор, как мы очнулись, судя по масштабам разрухи, прошло явно больше двух месяцев.
Я достал из висящего на груди кожаного футляра очки и вздохнул, глядя на сальные разводы. Стал протирать линзы уцелевшим краем футболки. Чем заляпал-то? Толком и не припомнить, когда последний раз снимал их. Кажется, в закусочной аэропорта.
