С замиранием сердца смотрим на «Днипр широкий». Вот ты какой! Действительно широкий. Нелегко было войскам преодолевать твои воды под огнем противника. Говорят, что во время форсирования кипела, пенилась вода от шквального огня со стороны вражеской обороны. Словно и до сих пор еще не успокоился Днепр. Казался хмурым и злым. Холодные серые волны то и дело перекатывались, заплескиваясь под колеса машин, проходящих по понтонному мосту.
На противоположном крутом берегу видны были купола соборов. Начинался Киев — израненное сердце Украины…
С радостным чувством встречало население проходящие войска. Но не улеглось еще тяжелое душевное состояние людей, не успевших опомниться от оккупации, от пережитого ими за два с лишним года.
Мы увидели город разрушенным, с заваленными улицами. Кварталы местами были так разбиты, словно здесь бомбили сутками непрерывно или прямой наводкой били из орудий, чтобы до основания разрушить не только дома, но и каждый кирпич раздробить на мелкие обломки. Таким оказался центр города — Крещатик.
О восстановлении той красоты, какая царила до войны, до прихода фашистов, казалось, не могло быть и речи. Но когда мы тридцать лет спустя вновь пришли сюда с фронтовыми друзьями, увидели чудо мирного труда — возрожденный Киев…
Колонна машин остановилась у дома номер сорок четыре по улице Львовской, по соседству с Покровским монастырем. Во дворе, окруженное старыми соснами, стоит большое четырехэтажное здание. Его-то и надо готовить к приему раненых.
Как всегда, в первую очередь для уборки помещений нужна вода. Надо бы и умыться с дороги. Нестерпимо хотелось пить. Но воды не было. Город жил без воды, без света и тепла. Все это восстанавливалось с первого дня освобождения пришедшими советскими частями.
Старшина пообещал, что скоро должны подвезти воду, что поблизости исправляют колонку и берется анализ на пригодность воды для питья, поскольку при отступлении враг порой оставлял ее зараженной.
Пока же решили обратиться к соседям. «Не без воды же они живут», — подумали мы.
Так мы с Шурой перешли улицу и постучали в парадную дверь. Открыла маленькая сухонькая старушка лет семидесяти.
— Заходите, доченьки, заходите.
— Бабуся, нет ли у вас воды напиться? Или подскажите, пожалуйста, где ее можно взять.
— Вода-то у меня есть, да несвежая. Еще при немцах приносила. Перед уходом они взорвали водопровод, водокачку. А теперь ждем. Говорят, что скоро исправят.
Тем временем она открыла массивную дверцу старинного буфета с резными украшениями и с большой осторожностью с нижней полки достала наглухо закрытую крышкой литровую стеклянную банку, до половины наполненную водой.
