До сознания Йена наконец дошли ее слова. Он схватил е за запястья.
— Нет!
Он смотрел ей в глаза… такие голубые, такие прекрасные, каким бывает небо в середине лета…
Он закрыл глаза.
— Держись от этого подальше. Выбрось эти мысли из головы. Как ты думаешь, почему умерла Лили Мартин?
Молчание. Наконец Йен открыл глаза и снова увидел перед собой Бет, ее губы были полуоткрыты. Груди выскользнули из сорочки, мягкие и белые, так хотелось к ним прикоснуться.
— Она умерла потому, что слишком много знала, — сказал он. — Я не мог ее спасти. Я не хочу, чтобы это случилось с тобой.
Бет с изумлением посмотрела на него.
— Значит, ты думаешь, он снова нанесет удар?
Йену трудно было дышать. Он сжал кулаки и сжимал их, ока ногти не впились в ладони.
— Да оставь ты это! Черт побери, это тебя не касается!
— Ты сделал меня своей женой. И меня все касается.
— И как моя жена, ты должна повиноваться мне.
Бет уперлась руками в бедра и подняла брови.
— Ты мало что знаешь о браке, не так ли?
— Я ничего не знаю.
— Это значит вместе нести свое бремя. Это когда жена помогает мужу, а муж — жене…
— Бога ради! — Йен резко повернулся, не в силах стоять неподвижно. — Я не твой Томас, твой викарий. Я таким никогда не буду. Я знаю, ты никогда не будешь смотреть на меня так, как смотрела на него.
Она, побледнев, смотрела на Йена.
— Что ты хочешь этим сказать?
Он снова повернулся к ней:
— Ты смотришь на меня, как на Безумного Маккензи, эта мысль прочно засела у тебя в голове. — Он постучал по голове. — Ты никогда не сможешь забыть о моем безумии, всегда будешь жалеть меня.
Бет задумалась, но промолчала. Его Бет, которая могла болтать о чем угодно и сколько угодно, лишилась речи.
Потому что Йен сказал правду. Она была безумно влюблена в своего первого мужа. Йен понимал, что такое любовь, даже если не мог испытывать ее. Он видел, как любовь и переживания приносили страдания его братьям, и знал, что Бет тоже это испытала.
— Я никогда не дам тебе того, что он дал тебе. — Боль пронзила его грудь. — Ты любила его, и я знаю, что ничего подобного не может быть между нами.
— Ошибаешься, — прошептала Бет. — Я люблю тебя, Йен.
Он прижал сжатые кулаки к груди.
— Во мне нечего любить. Нечего. Я безумен. Мой отец знал это. Харт знает это. И ты не вернешь мне здоровье. У меня такие же приступы гнева, какие были у моего отца, я непредсказуем…
Он замолчал, снова разболелась голова, Йен яростно потер виски.
— Йен!
Остальная часть его тела хотела Бет и не могла понять, почему ему мешает его гнев. Ему хотелось прекратить эти глупые споры и уложить ее на кровать.
