Боксдейлам не везло после того суда. Капитан Морис Боксдейл был убит в 1916 году и детей не оставил, а преподобный Эдвард потерял жену и дочек — близнецов в эпидемию гриппа двумя годами позже. Сам он прожил до 1932 года. Сын его, Губерт, еще, возможно, жив, хоть я и сомневаюсь в этом. Всю семью преследовали постоянные болезни.
Наибольшим моим достижением было то, что я, однако, разыскал Маргерит Годар. Прежде я и не надеялся найти ее в живых. Она не вышла за Брайза — Лэси, да и вообще ие была замужем. Он же отличился на войне 1914–1918 годов, успешно прошел ее, вскорости женился на очень подходящей ему девушке, сестре друга — офицера. В 1925 году он унаследовал титул, умер в 1953–м.
А Маргерит Годар, предполагаю, здравствует и до сих пор. Живет себе в той же скромной гостинице в Борнмуте, где я ее нашел. Но мои старания разыскать ее не дали проку. Она категорически отказалась увидеться со мной. Вот, кстати, записка, которой она мне ответила.
Записка была аккуратно вклеена в блокнот согласно хронологической последовательности и обстоятельно аннотирована. Обри Глат родился исследователем; Далглиш невольно подумал, отчего ж такая страсть к дотошности не нашла более благодарного применения, чем усердное документирование убийств.
Почерк в записке был элегантный, прямой, очень тонкий, но твердый. «Мисс Годар не убивала своего деда и, выражая свое уважение мистеру Обри Глату, не имеет ни времени ни склонности вознаградить его любопытство беседою о том, кто же это совершил».
— Получив такую предельно невежливую записку, я пришел к выводу, что работать далее над книгой не имеет смысла.
Любовь Глата к эдвардианской Англии распространялась шире тогдашних убийств, так что в Колбрук — Крофт вдоль зеленых лужаек Гемпшира их повез элегантный «даймлер» выпуска 1910 года. Обри, надев узкое твидовое пальто и охотничий шлем, выглядел, подумалось Далглишу, истым Шерлоком Холмсом, а сам я сопровождаю его наподобие Ватсона.
— Мы едва успели, уважаемый Далглиш, — сказал Глат по прибытии. — Орудия разрушения в сборе. Шар на цепи, подобный зенице Господа, готов разить. Давайте смешаемся с присутствующими мастеровыми. Вам, стражу закона, не хочется ведь явно нарушать границу частного владения.
Ломать дом еще не начали, но внутри все сорвали и утащили, шаги в просторных комнатах звучали гулко, словно в безжизненной опустелой казарме после генерального отступления. Пока ходили по комнатам, Глат скорбно вспоминал позабытые славные страницы любимой своей эпохи, прожить которую он опоздал на целых тридцать лет, а Далглиша занимали мысли и заботы более насущные.
