* * *
Вожак залаял уже под утро. Хотя в это время утренняя заря вместе с вечерней, разделённые коротким проблеском солнца, бывают только около полудня, но чувство времени меня никогда не подводило. Точно знаю, сейчас между четырьмя и пятью пополуночи. И вот наш молчун заливается, чего за ним обычно не водится.
Оделся и вышел на двор. Собака всматривается, и уши вострит, хотя уже и мне слышен гул копыт нескольких лошадей. Три? Четыре?
Четыре. Женщины из соседнего стойбища и детишки с ними. По трое на каждом коне — бедные коняшки после десятка километров выглядят заморёнными, словно сутки скакали.
— Миха! Беда! Чагыл-тойон пришел. Наших лошадей угоняет. Мужчины нас послали помощи просить, а сами отправились в погоню.
Я представил себе эту «погоню». Во всём стойбище крепких мужчин восемь человек. Могу по именам назвать. А у этого «князьца», как называют его русские, десятка три всадников. Причем не меньше троих в куйахах — это пластинчатый доспех, весьма эффективный против холодного оружия. А уж для стрелы, считай, неуязвимый. По-существу — профессиональные военные. Надо большой толпой собираться, чтобы отбить у таких налётчиков табун. Как минимум, ещё с двух посёлков народ собирать нужно.
Тускул побежал за нашими лошадьми, а женщины принялись готовить припасы в дорогу. Выглядели они встревоженными, но удержать не пытались. Беженки же, оставив в тепле детвору, уехали в соседние стойбища просить помощи.
* * *
Якутская лошадка мохната, коротконога и хорошо упитана. Я, долговязый, чувствую себя на ней, как Дон Кихот на перекормленном ослике Санчо Пансы. Тем не менее, трусят они бодро — даже рысью этот аллюр назвать язык не поворачивается. Заводные кони у нас тоже есть. Или вьючные. На них палатка, спальники и припасы.
След, проложенный преследователями похитителей, не даёт нам сбиться с пути, однако свежее он не становится. По-видимому, мы не приближаемся к погоне, и идёт она не по следу тех, кого собирается настигнуть, а срезает дорогу. Места эти мне незнакомы, да и спутник мой здесь впервые. Но Киму, за которым мы сейчас едем, я доверяю. Он тут с детства живёт и всё исходил вдоль и поперёк.
Поворот в распадок, подъём наискосок, и долгий ровный участок. Затем свежая тропа вдоль склона и в ельнике мы присоединяемся к пятерым знакомцам. Ким, два его брата и работники. У всех наскоро связанные из дощечек доспехи на груди, щиты и пальмы на длинных древках. Луки тоже с собой.
— Где остальные? — я подозреваю, что вторая часть отряда пересекла виднеющуюся перед нами тропу и затаилась по другую её сторону. Но хочу услышать подтверждение.
