«Донжуанский список» Короткевича | страница 20



Понимаешь, Юрка, это не экзальтированная слюнявость, но когда я подо­хну — мне будет легче сделать этот последний шаг, потому что и дыхание Всеволода Большое Гнездо, и дыхание тысяч, и мое маленькое среди них оста­нется там, в этих стенах. Хорошо, брат! Как вспомню о нейсердце дрожит от радости» (БелДАМЛМ. Ф. 56. Оп. 2. Д. 14. Л. 30, 31).

Посещение церкви на Нерли не просто повлияло на писателя. Оно пере­вернуло его личную жизнь. Заметим, что еще до этого Короткевич попрощался с Раисой Ахматовой.

После посещения церкви Владимир пишет несколько стихотворений. Одно из них, «Дзіва на Нерлі» (датировано 26 мая 1959 года), более известно. А вот на второе, «Цягнікі заспявалі, заплакалі», обращает внимание не каждый:

Дні нядаўнія, ясныя, любыя,

Курганоў старажытных спакой,

Кураслеп на лугах Багалюбава,

Белы храм над Нерлю ракой.

Ці здалося мне, ці прыснілася,

Што ў вясеннія гэтыя дні

У вачах тваіх шэрых мілых,

Больш было да мяне цеплыні.

Ирина Горева, рассуждал в романе Андрей Гринкевич, «совсем не нравилась ему как женщина. Но однажды он на минуту дал себе волю и спросил, а что бы он, Андрей, почувствовал, если бы она исчезла. И искренне ответил сам себе, что это было бы плохо. Незаметно он просто свыкся, что каждую неделю будет видеть ее, слышать ее голос, следить за ходом ее мыслей, смеяться над ее шутками.

Он понимал, что ее лекции не просто лекции, что это еще и какой-то новый, пока мало понятный для него, взгляд на жизнь, на ее цвета и звуки, на человече­ские чувства, на художника и искусство».

По сути, преподаватель открывала Короткевичу ранее не известный, волшеб­ный мир искусства, собственным примером приобщала к тысячелетнему опыту и поискам человечества. На дворе бушевала весна, в душе и перед глазами была она. Владимир не мог не влюбиться.

Чтобы обнаружить в себе это чувство, Короткевичу понадобилось еще немного времени. «В начале июля (1959 года. — Д. М.) друзья разъехались по домам. Андрей пожил недели три дома, а потом воспользовался приглашением дяди, по-походному быстро собрался и утром следующего дня уже выходил из поезда на перрон небольшой станции». В романе она названа Суходолом. В реальности это Рогачев, где жил Игорь, дядя Короткевича.

В один из моментов герой «вдруг с невероятной ясностью понял, откуда было томление. Не хватало ее. Не хватало звуков ее голоса, не хватало рас­трепанных прядей, серых кротких глаз, нежной выразительности движений. Не хватала до боли. Хоть кричи. «Что со мной?