Еще два пассажира, на которых морская качка не оказывала никакого действия, в отличие от Саундерса и Гамильтона ничего не требовали и выглядели вполне довольными. Один из этих счастливцев был Ван Пипербум из Роттердама. Отчаявшись добиться неосуществимого, он успокоился и стал жить в свое удовольствие. Лишь время от времени, как бы для очистки совести, произносил все ту же фразу. Пассажиры в конце концов выучили ее наизусть. В остальное время голландец ел, пил, курил, спал. Его жизнь на корабле заключалась только в этом. Большое тело Пипербума, пышущее вызывающим здоровьем, тяжело колыхалось. То там, то здесь возникала его огромная трубка с густым облаком дыма.
Джонсон вел себя похожим образом, как бы дополняя этого философа. Два-три раза в день он появлялся на верхней палубе, ходил по ней шумно, сопя, пыхтя и отплевываясь, похожий на бочку. Затем направлялся в салон-кафе, и все слышали его голос, громко требующий коктейля или грога. Приятным его назвать было нельзя, но, по крайней мере, он никому не мешал.
Жизнь Робера казалась пока спокойной. Порой он обменивался несколькими фразами с Саундерсом, чаще с Роже де Соргом. Тот проявлял явное расположение к своему соотечественнику. Робер, если и не спешил опровергнуть легенду о себе, автором которой был Томпсон, все же и не утверждался в качестве знающего все языки. Он проявлял сдержанность.
Познакомиться с семьей Линдсей поближе пока не представлялось случая. Утром и вечером они приветствовали друг друга, и не более того. Робера, однако, все сильнее интересовала эта семья, и он почувствовал нечто вроде ревности, заметив, что Роже де Сорг сблизился с американцами, чему способствовали и соседство кают, и расположение к ним Томпсона.
Ничем пока не занятый, Робер с утра до вечера бродил по палубе среди пассажиров. Некоторые из них вызывали особый интерес, но чаще всего его взгляд невольно устремлялся за кем-либо из семьи Линдсей. Чувствуя нескромность своего внимания, он старался отводить глаза, но невольно снова и снова обращал взгляд гуда, куда его влекло как в гипнозе. Робер незаметно для себя стал другом сестер, жил их интересами, догадывался о потаенных мыслях, понимал их без слов. Он все время издали наблюдал за смешливой Долли и особенно за ее сестрой Элис. Любуясь спокойным обаянием старшей сестры, он угадывал в ней глубокую и чарующую душу.
Влекомый мысленно к спутницам Джека Линдсея, молодой человек постоянно размышлял и о нем самом. Первое неблагоприятное впечатление не только не прошло, а, наоборот, изо дня в день все больше усиливалось. Робер утверждался в самом отрицательном к нему отношении и крайне удивлялся, почему Элис и Долли предприняли путешествие в обществе такого человека. Как они не замечают того, что видно ему?
