— Здесь, в этой Тмутаракани, — сказал он, — можно поймать любую станцию или бейсбольный матч из какой угодно точки страны.
Мое сердце забилось, когда он повернул ручку и мы услышали голоса из Лос-Анджелеса, Солт-Лейк-Сити и Денвера. Я чуть было не рассказал ему про Голос, но потом передумал. Вместо этого я опять заговорил про Манхассет. Как Стив угнал полицейскую машину и пытался арестовать весь город, как Уилбер ездит на поезде. Я избегал некоторых тем, таких, как дедушкин дом. Мне не хотелось сообщать ничего, что могло бы помешать Джедду войти в мою семью. В середине монолога он захрапел. Я убрал радио в свой спальный мешок. Я не мог упустить такую возможность найти Голос — но слишком много оказалось голосов, слишком много городов. Я был испуган и возбужден одновременно. Небо наполнилось голосами, голосов было больше, чем звезд.
Джедд разбудил меня кружкой кофе, первой в моей жизни. Хотя я сдобрил кофе большим количеством сахара и сливок, я чувствовал себя настоящим лесным человеком, пьющим ковбойский кофе из кружки возле потухшего костра. Джедд поджарил на сковородке яйца и бекон и после завтрака сказал, что пора двигаться домой. Когда мы выехали на скоростное шоссе, я обернулся. Тающий снеговик казался сгорбленным, будто ему было жаль, что мы уезжаем.
Поездка домой заняла десять минут. Когда мы спустились в жаркую пустыню, я почувствовал комок в горле.
— Ненавижу кактусы, — проворчал я.
— А мне они нравятся, — сказал Джедд. — Знаешь, почему у них такие большие ветки?
— Нет.
Он закурил «Мальборо».
— Когда кактус начинает клониться в сторону, — сказал он, — у него вырастает ветка с другой стороны, чтобы он выровнялся. Потом, когда его начинает кренить в противоположную сторону, у него снова из бока растет ветка. И так постоянно. Поэтому у них по восемнадцать отростков. Кактус всегда пытается стоять прямо. Нельзя не восхищаться растением, которое так старается сохранить равновесие.
Мне хотелось рассказать Джедду про школьные драки, про одноклассницу Хелен, про то, как я ненавижу свое имя и что никто не разговаривает со мной и не садится рядом за обедом, потому что я новенький и у меня имя как у члена мафиозного клана Гамбино. Я не знаю, почему я не рассказал ему все это, пока мы ехали на север или когда сидели у костра. Может быть, я не хотел об этом вспоминать. Может быть, не хотел ему наскучить. Теперь было слишком поздно. Мы уже подъезжали к каналу.
Я пригласил Джедда выпить «Курз». В следующий раз, сказал он. Ему нужно заниматься. Скоро выпускные экзамены и его какое-то время не будет. Я поблагодарил его за все, и мы пожали друг другу руки. Он бросил мне кассету Билли Джоэла, махнул рукой и уехал. Я будто прирос к земле: стоял и смотрел, как удаляется его машина.
