В Джилго моя мантра почему-то не работала. Беспокойные мысли быстро настигали меня.
Почему я здесь? Я должен быть в Аризоне, помогать матери. Возможно, прямо сейчас она едет на машине через пустыню и поет. С каждой новой волной, ударяющейся о берег, в моей голове рождалась очередная невеселая мысль.
Чтобы отвлечься, я повернулся к мужчинам. Дядя Чарли был расстроен.
— У меня сегодня мысли в голове путаются, — сказал он, кладя руку на висок. — Этот «ворди-горди», будь он неладен, меня озадачил.
— Кто такой, черт подери, этот «ворди-горди»? — спросил Бобо.
— Ребус в газете. Там дается идиотская подсказка, а ответ должен состоять из двух слов, которые рифмуются. Как, например, чижик-пыжик или ванька-встанька. Это детская игра. Первый ребус я разгадал. Машина Джейн. «Хонда» Фонды. Но вот остальные — я не знаю. Должно быть, я страдаю острой самбуковой мозговой недостаточностью.
— И легким водкитом.
— Это хроническое состояние.
— Ну-ка, прочитай нам один.
— Ладно, — согласился дядя Чарли. — Давайте посмотрим, насколько хорошо у вас котелки варят. Кухонный прибор Ричарда.
Бобо закрыл глаза. Джо Ди ковырял палкой песок. Кольт чесал подбородок.
— Вот долбаные ребусы! — воскликнул Бобо. — Жизнь и без того достаточно запутанная штука.
— Миксер Никсона, — сказал я.
Тишина окутала нас, как тень. Мужчины смотрели на меня во все глаза в оцепенении. Если бы заговорил Уилбер, они бы меньше удивились. Даже Уилбер выглядел озадаченным.
— Во дает пацан, — хмыкнул Кольт.
— Черт возьми, — подтвердил Бобо.
— Прочти ему еще один, — попросил Джо Ди свою мышку. Прочтиемуещеодин.
Дядя Чарли посмотрел на меня, потом снова в газету и прочитал:
— Потрясающий Гарри.
Я подумал и предположил:
— Супер Купер?
Мужчины вскинули руки вверх и заулюлюкали.
Именно в тот день все переменилось. Я всегда думал, что должен быть какой-то пароль, чтобы войти в этот мужской круг. Паролем стали слова. Владение языком легализировало меня в глазах этой компании. После того как я разгадал ребусы «ворди-горди», я перестал быть для них просто талисманом. Конечно, они не вовлекали меня в каждый разговор, но перестали относиться ко мне как к чайке, которая случайно к ним забрела. Из призрака, которого едва замечают, я превратился в реального человека. Дядя Чарли уже не подпрыгивал всякий раз, когда обнаруживал, что я стою у него за спиной, и остальные мужчины стали приглядываться ко мне, общаться со мной, учить меня чему-то. Они научили меня ловить крученый мяч, правильно замахиваться бейсбольной битой, делать спиральную подачу, играть в покер. Они показали мне, как пожимать плечами, хмуриться и по-мужски относиться к жизни. Теперь я умел правильно стоять и знал, что осанка мужчины — это его философия. Меня научили говорить «…твою мать», вручив мне это выражение, будто перочинный нож или хороший костюм — атрибут каждого парня. Теперь в моем арсенале было много способов, как с помощью «…твою мать» ослабить гнев, испугать врагов, сплотить союзников, заставить рассмеяться даже тех, кому не до смеха. Меня научили произносить это выражение с силой, со значением, даже с изяществом. Зачем кротко спрашивать, как дела, говорили друзья дяди Чарли, когда можно спросить «Как жизнь, мать твою?». Они продемонстрировали много словесных рецептов, в которых «…твою мать» было основным ингредиентом. Бургер в Джилго, например, оказывался в два раза вкуснее, если, заказывая его, сказать: «Мне Джилго-бургер, мать вашу».
