Я закрыл глаза, откинул голову на спинку сиденья и почувствовал, как вокруг меня закружились голоса и дым. Никто не видел Магони в прошлую пятницу? Вопрос в том, видел ли сам Магони кого-нибудь? Насосался, как клеш. На следующее утро у него, наверное, был серьезный отходняк. Лечиться ему надо. Я слышал, что его старухе порядком надоели его запои. Где ты это слышал? Его старуха, ха-ха. Ну, ты и сука. Ты меня называешь сукой? Если я прочту еще одно долбаное слово об этой чертовой двухсотлетней годовщине Америки, меня вырвет. Этот парень — настоящий патриот. Его девушка думает, что он патриот, потому что он всегда вооружен и готов к бою, хе-хе. Я патриот. Я просто не хочу больше ничего слышать про Бена Франклина, Банкер-Хилл[25] и Пола Ревира.[26] «Раз — с земли, и дважды — с моря».[27] Кстати говоря, Чаз, мне надо отлить в море — может твой драндулет ехать чуть быстрее?
Постепенно все голоса слились в один, и мне стало казаться, что я слышу Голос.
Бобо, который выпал из разговора, листая спортивные новости, поднял глаза и обратился к дяде Чарли:
— Гусь, что ты сегодня будешь делать с «Метс»? Сегодня играет Кусман, а я никогда не угадываю, как быть с этим придурком. Я не могу снова проиграть. Что ты думаешь?
Дядя Чарли взял прикуриватель и осторожно дотронулся им до «Мальборо». Из его рта кольцами пошел дым, и он ответил:
— Правило Чаза. Ставь на Куса — останешься с носом.
Бобо согласно кивнул.
Джилго был не самым красивым пляжем на Лонг-Айленде и не самым уединенным, но я догадался, что эти мужчины никогда бы не поехали в другое место — даже на соседний пляж, где женщины загорали топлес, — потому что Джилго был единственным пляжем, где продавали алкоголь. Крепкие напитки прямо на песке. Бар Джилго представлял собой всего-навсего засиженный мухами сарай для рыбачьих снастей с песчаным полом и выставленными в неровный ряд пыльными бутылками, но мужчины входили в дверь так, будто это был «Уолдорф».[28] Они испытывали глубокое почтение к барам, и к этому бару в частности. Первое, что они сделали, — угостили всех присутствующих — трех рыбаков и женщину с морщинистым лицом и волчьей пастью. Потом взяли выпить себе. С первыми глотками холодного пива и «Кровавой Мэри» мужчины начали вести себя по-другому. Они расслабились, их смех стал задорнее. Бар-сарай сотрясался от их хохота, и я видел, как похмелье поднимается над нами, как утренний туман над океаном. Я тоже смеялся, хотя и не всегда понимал смысла шуток.
