— Ну, что ж, — сказал он, закуривая сигарету, — тебе нравится жить в дедушкином доме?
— Да, — сказал я. — То есть нет.
— Когда как?
— Да.
— Твой дедушка — хороший человек. Немного не от мира сего, но мне он нравится.
Я не знал, что ответить.
— А что плохого в дедушкином доме? — спросил отец.
— Маме здесь грустно.
— А что хорошего?
— Близость к маме.
Отец тряхнул головой, затянулся сигаретой и устремил взгляд вдаль.
— Твоя мать говорит, что ты часто слушаешь своего старика по радио.
— Да.
— И что ты думаешь?
— Ты смешной.
— Хочешь стать диск-жокеем, когда вырастешь?
— Я буду адвокатом.
— Адвокатом? Господи Иисусе, почему именно адвокатом?
Я не ответил. Он выдохнул облачко дыма на ветровое стекло, и мы вместе наблюдали, как оно поднялось по стеклу, а потом соскользнуло вниз, как волна.
У меня остались размытые воспоминания об отце. Я слишком нервничал, потому толком не рассмотрел его. Меня завораживал его голос. К тому же я сосредоточился на речи, которую собирался произнести. Я хотел потребовать у отца денег. Если бы я мог найти идеальные слова, если бы у меня получилось правильно их произнести, я вернулся бы к маме с пачкой денег, мы смогли бы сбежать из дедушкиного дома и ей больше никогда не пришлось бы петь от злости или теребить клавиши калькулятора. Я мысленно репетировал, делая глубокие вдохи и пытаясь набраться решимости. Это было как прыжок с вышки в общественном бассейне. Закрыв глаза, я сказал себе: «Раз. Два. Три».
Я не смог. Не хотел говорить нечто такое, от чего Голос исчезнет снова. Вместо этого я уставился в окно — на трущобы, винные магазины, груды мусора вдоль дороги. «Должно быть, мы уже далеко от Манхассета», — думал я, задаваясь вопросом, что я буду делать, если отец увезет меня и никогда не вернет назад. Я чувствовал себя виноватым оттого, что эта мысль вызвала у меня прилив восторга.
Мы вошли в чей-то кирпичный дом, где пахло тушеными помидорами и жареными сосисками. Меня оставили в углу кухни, откуда я мог рассматривать ряд огромных женских поп. Пять женщин, включая ту, которую звали Тетушка Толстушка, стояли у плиты и варили обед. Проглотив не жуя несколько ломтиков кабачка, приготовленного Тетушкой Толстушкой, отец отвел меня в соседнюю квартиру, чтобы познакомить со своей «бандой». Меня снова посадили в угол и наказали не скучать. Мне пришлось наблюдать, как отец и три пары сидели за столом, играли в карты и выпивали. Вскоре они начали раздеваться.
— Ты блефуешь, — сказал кто-то из них.
