Совладав с разочарованием, Амисия расправила плечи и подняла голову. Вот и хорошо, что их гость оказался не тем, кого она понадеялась встретить: ведь тогда это значило бы, что он в дружбе с отчимом. Нет, куда приятнее пребывать в уверенности, что прекрасный незнакомец у заводи — действительно лесной разбойник, то есть человек, по призванию своему враждебный Гилфрею. Эта утешительная мысль обратила ее фантазию к таким картинам, в которых она вместе с разбойником сражается против несправедливости. Не тратя времени даром, она незамедлительно начала строить планы, как претворить эти видения в жизнь. Первым делом она должна найти какой-нибудь способ обойти все запреты и завтра утром убежать из замка в лес. Воодушевленная трудностью задачи, она приободрилась и набралась духу, чтобы достойным образом встретиться с гостем, которого усадили в кресло по левую руку от Гилфрея… Обычно это место занимала она. Амисия прошествовала к возвышению. Ей еще и лучше, что гостю предложили это кресло: в соседстве с Гилфреем она никогда не находила ни малейшего удовольствия.
Келда проскользнула дальше, чтобы присоединиться к своим родителям, занимавшим места посредине длинного ряда нижних столов. Тем временем госпожа замка, сидевшая в своем кресле справа от мужа, которого никогда мужем не считала, взглянула на Амисию и увидела ее улыбку. Леди Сибилла, как всегда, была одета в черное траурное платье; ее тонкие пальцы сжимали подвешенное на цепочке тяжелое распятие, словно то был амулет, оберегающий от зла. Это была еще одна преграда, возведенная между нею и человеком, чья лютая злоба, как жгучая кислота, разъедала его изнутри.
— Явились наконец! — прорычал Гилфрей, сверля ее свирепым взглядом.
Хотя Амисия любила приключения и охотно шла на риск, она, столкнувшись со своим врагом лицом к лицу, была не столь отважной, каковой ее считали; однако она никогда не созналась бы в этом. Просто она пряталась за маской бравады так часто, что все полагали, будто это и есть ее настоящее лицо, не видя, какой страх испытывает девушка. Но сама она знала: если она выдаст свой страх, то останется беззащитной. Вот и на этот раз она призвала на помощь таланты, отшлифованные опытом, и дерзко улыбнулась своему мучителю, поднявшись на возвышение и отодвигая кресло, стоявшее рядом с креслом матери.
Сибилла чувствовала, что Амисии трудно сохранять самообладание. Она восхищалась силой духа дочери и мечтала, чтобы Амисия поняла: они обе, каждая по-своему, бунтуют против их общего угнетателя. Потупив взгляд, сложив ладони, Сибилла молилась в душе о том, чтобы дождаться дня, когда она сможет объяснить дочери свое решение никогда не вкладывать в жестокие руки Гилфрея столь мощное оружие против себя, как материнская любовь. Она молилась также и о том, чтобы у нее хватило сил и дальше скрывать эту любовь под пеленой набожности, которая действительно соседствовала в ее душе с нежностью к дочери.
