Деревья росли по обе стороны мощеной дороги, доступ к которой со стороны Краковского предместья преграждали высокие, доходящие до второго этажа ворота из железных изогнутых прутьев с двумя огромными опорами из больших глыб песчаника, с лепными карнизами.
По обеим сторонам ворот в нишах стояли две каменные статуи — римские, а может, греческие богини; в длинных одеяниях, очень торжественные, они, увы, были искалечены осколками, у одной из богинь была оторвана рука. Богини, покровительницы наук и искусства, находились под арестом — ведь перед каждой из них стояла сторожевая будка, выкрашенная в яркие полосы. Перед будками дежурили немецкие часовые — широко расставленные ноги в тяжелых, подкованных сапогах, автомат через плечо, шлем надвинут на лоб, так что из-под него едва видны холодные и внимательные глаза.
— Каждая из этих глыб — маленький каменный дом. В них часовые хранят запас оружия и боеприпасов. А иногда прячутся полицейские, их там несколько, — шепотом пояснила пани Ядвига.
Высокие ворота с двумя будками были чуть приоткрыты. По другую сторону к каменным глыбам примыкали такие же высокие и нарядные железные решетки, укрепленные менее массивными столбами из песчаника, увенчанными классическими вазами. В боковых решетках были маленькие, теперь наглухо закрытые калитки. Все вместе создавало впечатление непреодолимой преграды. Известно было, что все другие входы на территорию университета недоступны.
Осталась одна-единственная дорога — через полуоткрытые ворота, под недремлющим оком караульных, с их постоянным досмотром.
Пани Ядвига сделала глубокий вдох, словно собираясь прыгнуть в холодную воду.
— Идем! — сказала она и взяла из рук Стасика портфель.
Он не хотел отдавать.
— Я донесу! — уверял он.
— Ну нет! Мальчишек осматривают особенно тщательно.
— Может быть, я, — протянула руку за портфелем Кристина.
— Нет. Я много раз входила и выходила с разными материалами, и всегда, в общем-то, удачно. Наверное, сойдет и на этот раз.
Подходя к воротам, они чувствовали на себе внимательные взгляды часовых. Когда они наконец приблизились, один из часовых отошел от размалеванной будки и, чеканя шаг, негнущийся, словно механическая игрушка, направился к ним.
— Аусвайс!
Пани Ядвига подала библиотечный пропуск, который раз в месяц продлевался комендантом этого участка. Часовой пропустил ее, почти не глядя на удостоверение.
Зато долго и внимательно изучал «Вызов в библиотеку», предъявленный Кристиной и Стасиком, с требованием объяснения, почему не сдана такая-то и такая-то книга, взятая в июле 1939 года. Он все изучал и изучал эту повестку, словно размышляя, не подделана ли подпись немецкого комиссара Витте.
