У стекольщиков, профессионалов и любителей, работы было невпроворот. Причем работа эта была очень тяжелая. Руки мерзли на ветру, пальцы трескались и не заживали. Чтобы раздобыть стекло, требовалось немало изобретательности. Стеклорез в неопытных руках нередко съезжал в сторону, приводя к потере бесценного материала. Замазка затвердевала, превращаясь в камень, не поддающийся нажиму выравнивающего шпателя. Не раз приходилось взбираться по узкому карнизу к высоко расположенному, почти недоступному оконному просвету, застывшему в ожидании спасительного стекла.
«Стекольщики — гордый народ, — вспоминалось услышанное где-то высказывание, — если даже что и уронят, нагибаться не станут!»
Вроде бы о стекле сказано. Но когда эти слова вспоминались где-то наверху, на оконном карнизе, становилось ясно, что они означают нечто большее…
И как радовались мастера, когда в только что застекленные комнаты возвращались изгнанные оттуда холодом жильцы.
Не только в заработке было дело. Станиславу и Петру частенько доводилось услышать свежий анекдот, а то и получить экземпляр одной из многочисленных конспиративных газет; где-то они узнавали услышанные по радиоперехвату сведения, в другом месте осиротевшая мать вручала им в качестве драгоценного дара, как завещание убитого сына, его револьвер.
Мороз не заморозил. Страх не запугал. Город жил. Страна жила. Немецкий солдат-завоеватель на языке улицы становился паном «Тымчасовым» — господином Временным.
Когда работы поубавилось, ребята стали подумывать о другом занятии.
В столице в сороковом году было пущено всего лишь несколько трамвайных линий. Остро ощущалась нехватка такси, оккупанты реквизировали автомобили, но вскоре в городе появились двухместные велосипеды-рикши. Именно такой велосипед соорудил Петр с помощью Станислава, пустив в ход все свои приобретенные в школьной мастерской познания.
Станислав, у которого после полученного еще в сентябре во время осады города ранения болела нога, не мог крутить педали. Но ему удалось получить через знакомых место возчика в транспортной фирме. Зарабатывал он здесь гроши, но зато ему выдали солидное удостоверение — спасительный во время облав аусвайс[5] с «вороной» (так варшавская улица называла немецкого орла, изображенного на официальных документах). И что было особенно важно, он располагал свободным временем. Долгие часы ожидания погрузки или разгрузки использовал для чтения. Сначала брал с собой обыкновенные книжки. Потом с помощью старых друзей поступил на историческое отделение подпольного университета, действовавшего, вопреки строжайшим запретам немецких властей, в оккупированной столице. Назвав свой фургон научным читальным залом, Станислав во время стоянок готовился в нем к семинарам и экзаменам. Книги он оборачивал в яркую, пеструю обложку и всегда держал наготове какой-нибудь детектив, на случай, если кто-либо из грузчиков заинтересуется его чтением. Но их меньше всего интересовали книги. Считая Станислава безобидным чудаком, они в свободное время отсыпались.
