- Так, наверное, очень богатые люди живут, - сказал Геннадий.
- Верно, не бедные, - согласился Рем Степанович. - А почему я должен быть бедным, Гена? Этот дом - он ведь по наследству мой, весь дом. Но это пустяк. Я от деда своего, от отца, от предков всех иное, надо думать, наследство получил. Оно в крови у меня, в башке у меня. Куда с этим? Выбросить? Национализировать? Ладно, пошли дальше.
Слева от камина просто простенок был, но Рем Степанович подошел к камину, нажал неприметную кнопочку - и простенок поехал за камин, открывая проход.
- Следуйте за мной, уважаемый товарищ! - голосом экскурсовода сказал Рем Степанович. - А вот этот вот домашний, отчасти интимный кабинет уроженца сих мест Рема Степановича Кочергина. Прошу учесть, вход сюда по особым пропускам, имя которым - "доверие".
Геннадий Сторожев переступил порог, ощутив озноб, как там, на улице, под палящим солнцем, когда кровь загорелась. Но этот озноб был не от зноя, а от тайны, от вступления в это вот "доверие", которое исходило от человека очень и очень не простого, самого по себе таинственного.
- Когда матушка по болезни уже не могла жить одна, переехала в мою семью, - идя следом за Геннадием, пояснил Рем Степанович, счел нужным пояснить, - я приспособил это родовое гнездо, так сказать, для себя. Бывает, надо где-то и отсидеться, отдышаться, отгородиться от людского гама. Ну?
А что - ну? В этой сравнительно небольшой комнате, как и в той, вроде зала, богатство было таким богатым, что уже и не чванилось. Конечно, были тут и транзисторы-звери - видали мы такие транзисторы и такие магнитофоны, все эти "Филипсы", "Сони", "Шарпы" видали. Много раз бывал Геннадий в комиссионном магазине у площади Восстания, дивился на эти ящики и ящички, поражавшие воображение и видом и ценой, с тремя нулями все ценой. Приезжал, взглядывал, уезжал. Накопил все же на магнитофончик, сделанный в Гонконге. Три сотни отдал. Ничего, работает.
Нет, не в аппаратуре этой, которая всюду виднелась, тут было дело. И не в письменном громадном столе на львиных лапах, заставленном, заваленном занятными вещицами, голенькими бабенками из дерева, из кости, рыцарями в латах и на конях, зажигалками, один к одному похожими на настоящие "Люгеры" и "Кольты". Все это удивляло, манило, не без этого, - но не в этом навале всякой всячины тут было дело.
Изумила Сторожева библиотека. По своим обязанностям электрика он частенько бывал в квартирах, где полки прогибались от книг. Все больше новеньких, все чаще одних и тех же. Шли подписки - шли ко всем. Дюма этот, Паустовский, скажем, Грин, к примеру, - эти красно-зелено-коричневые корешки были на каждой полке, куда ни зайди, если, конечно, в доме собирали книги.
