Но рядом с Лапетеусом, пригнувшись, выглядывал в окно комиссар, и это удержало его. На чужого капитана, неизвестно как сюда попавшего, он внимания не обратил бы.
Сами, без всякой команды, люди начали отстреливаться.
Больше Лапетеус не видел ни одного немца.
Капитан Пыдрус сказал ему:
— Нужно беречь патроны.
Рядом с домом разорвались две-три мины. Трудно было понять, откуда они прилетели.
— Ох ты, черт! — сказал кто-то, наполовину ругаясь, наполовину причитая.
Напряженно прозвучал вопрос капитана Роогаса:
— Нет ли где-нибудь бесхозного автомата или винтовки?
Примерно полчаса немцы стреляли по всем дверным и оконным проемам. Командир третьего отделения был убит, и капитану подали автомат.
Потом стало тише.
Не ожидая приказа, солдаты разделились и залегли у всех окон и у пробитых снарядами отверстий в стенах.
Снова загрохотали мины. Одна из них упала прямо на перегородку. Двоих ранило.
— Соображаешь, откуда лупят? По-моему, наши минометы. Вдруг не знают, что мы здесь?
Это говорил младший сержант Хаавик рядовому Паювийдику.
— Я не удивился бы. Воюем, словно няньки из детского сада. Но сейчас по нас кроют фрицы, — ответил Паювийдик.
— Ночью надо бы сматываться, — высказал свое соображение Хаавик.
Паювийдик потер колено и сказал:
— Смерть одна — что тут, что там.
Разрывы мин участились.
Лапетеус распорядился, чтобы на каждой стороне дома осталось по два караульных. Остальным приказал укрыться в подвале.
Офицеры посоветовались между собою. Вскоре все узнали, что развалины решено защищать любой ценой.
Когда стемнело, огонь миномета прекратился. На ночь командир взвода разбил людей на две группы. Одни остались отдыхать в подвале, других он расставил у окон. Но никто не смог сомкнуть глаз. В десять часов и в четыре часа ночи немцы под покровом темноты пытались прорваться в развалины. Их отбили.
К утру осталось двенадцать боеспособных человек. К следующей ночи только пять: Лапетеус, Пыдрус, Роогас, Паювийдик и Хаавик.
Счастье, что фрицы почему-то оставили их в покое.
Никто из пятерых не спал и в эту ночь. Разве что кроме Паювийдика, умевшего вздремнуть в промежутке между собственными выстрелами.
Мучали бессонница, голод и жажда.
Рано утром осколками мины ранило Лапетеуса и Роогаса.
В 10.00 наши орудия и минометы открыли плотный огонь. Снаряды рвались и в развалинах.
— Нас считают уже трупами, — крикнул Хаавик Паювийдику.
Тот спросил:
— Махорка у тебя есть? Нет? У меня есть. Бери, скручивай.
Вскоре началось наступление.
