Э-эх, блллин, хреново-то как… что ж делать?
Расставаться с Елкой не хотелось ужасно. А она, по всему судя, как раз пришла сказать о том, что больше не желает его видеть, выложить на стол ключи от его квартиры, развернуться и уйти.
Только…
Отчего же, поздно-то так? Как же она обратно поедет?
Словно почувствовав мысленный его вопрос, Елка слегка шевельнулась.
— Я останусь у тебя, — заговорила она. — По крайней мере, до завтра. А там, если не прогонишь…
Вот-те на!
Петяша не знал, что и отвечать. Как понимать это? Как реагировать-то, в конце концов?!
Услышанное слишком уж соответствовало его желаниям. И именно потому, пугало.
— Мне плевать, что там у тебя и с кем, — через прерывистый всхлип, мигом сбросив непрошибаемое, напоказ, спокойствие, продолжала Елка. — Я люблю тебя. Я знаю, что ты меня любишь. И решила… пусть даже надо делить тебя с кем-то; все равно буду с тобой. Если она тебе понравилась, то, наверное, не заслуживает неприязни…
Она снова всхлипнула и на миг спрятала лицо в ладонях. Теперь ее, по всему судя, следовало бы обнять, прижать к себе, приласкать, успокоить…
Однако Петяша никак не мог заставить себя сбросить оцепенение. Видя это, Елка подняла мокрое от слез лицо, вскинулась, словно развернувшаяся пружина, с тахты и крепко прижалась к нему.
— Не отпущу… — выдохнула она.
Это помогло. Руки Петяшины словно бы сами собой поднялись, ладони его легли на Елкины лопатки, чуть острящиеся под тонким, гладким шелком блузки медленно скользнули вниз. Там, внизу ткань оказалась чуть толще, обрела легкую шероховатость. Округлые, упругие полушария под нею, как раз уместившиеся в ладонях, дрогнули, и от этого где-то в нижней части живота появилось знакомое ощущение тяжелого, туманящего мысли, кружащего голову тепла. Петяшины руки еще крепче — чтобы как следует почувствовала его, набухший, рвущийся на свободу — прижали к себе Елку. Пальцы пробежали по знакомой ложбинке под юбкою, пустились еще ниже, нащупали юбкин край, приподняли его, проникли внутрь, меж горячих, слегка бархатистых бедер, и уж там снова устремились кверху, пока не добрались до совсем тоненькой полоски материи.
Щека Елки, прижатая к щеке Петяши, налилась жаром. Она чуть раздвинула ноги; трусики под нежно постукивавшими, щекотавшими, перебиравшими пробившиеся сквозь ажурную ткань волоски, пальцами Петяши сделались влажны.
Тогда Петяшины руки медленно поднялись выше, поднимая за собою юбку, сильно оглаживая такой стройный, до помрачения рассудка соблазнительный зад, немного отстранили его обладательницу и нежно, едва ощутимым касанием, описали два полукружья вокруг ее талии. Пальцы нащупали резинку трусиков, руки на миг замерли… и резко рванули.
