Петяша перечел послание еще раз, но от этого оно не сделалось вразумительнее.
Куда мог так внезапно исчезнуть Димыч, от которого, кстати сказать, уже уйму времени ни слуху, ни духу? Может, предполагается, что ему, Петяше, это известно, а записка была оставлена как раз на случай синдрома абстинентной амнезии? Чтобы наверняка донести хоть минимум информации…
Похоже на то.
А почему — из дому не выходить? Что такого страшного может случиться от этого?
Хотя — страшное-то именно случилось, стоило только за продуктами нос высунуть…
Выходит, Димыч что-то такое знал или предполагал? С чего, опять-таки? С каких, так сказать, этих самых?
А — что значит: «в дом никого не пускай»? Вот Вовка приехал… Что ж, на улицу его гнать? Ведь полгода не виделись!
В растерянности опустился Петяша на пол и сел так, облокотившись о выдвинутый ящик стола.
По твердому его убеждению, Димыч никогда ничего не делал зря. Шутить в подобном ключе он тоже не стал бы. Ну, на пару дней — это еще мо бы оказаться розыгрыш, но столько времени… Он же наверняка думал, что Петяша сразу, наутро найдет эту записку!
Впереди снова маячила черная, мутная неизвестность, и внутри, под рубахой, опять сделалось неспокойно.
Интересно, подумалось Петяше невесть с чего, это всякого человека неизвестность настолько пугает, или я один такой моральный урод? Вот, к примеру, история эта, с Елкой и Катей… Чем не признак морального уродства?
Дело было в том, что он, Петяша, испытывал к ним обеим одинаково — до мельчайших мелочей одинаково! — сильную привязанность. Обычно, когда его спрашивали, каким макаром он понимает любовь, он отвечал, что любовь — это когда хочется сказать человеку, что любишь его. Так вот: сейчас ему, его же словами выражаясь, хотелось признаваться в любви и Елке и Катерине. Лучше всего, пожалуй, чтоб они между собой подружились, привязались бы друг к дружке…
Но, нет. Тут уж, точно, хрен вам в грызло, господин Луков, чтоб головушка не болталась. Елка и так-то в достаточной мере нелюдима; и думать смешно. А что касается Кати…
Подумав, как бы отнеслась к такому повороту Катя, Петяша вдруг обнаружил, что не может отдать предпочтения ни одному из возможных вариантов развития интриги. Да, все время, сколько он ее знает, она была ему, точно родная. Прямо-таки растворилась в нем. Это — да. Это — приятно и, как минимум, лестно. Но где кончается полиция и начинается Беня? Где предел этому растворению друг в друге? Выяснять границы прочности отношений экспериментальным путем, откровенно говоря, боязно, да и, вообще, не стоит.
