К счастью, в этот вечер Татьяна пребывала в тихом расположении духа. Около восьми часов она присоединилась к Павлику, единственному сыну Марковых, сосредоточенно низавшему на картонки в виде сердечка заколки-«невидимки» (десять заколок на картонку). Работа эта, в нарушение всех законов и постановлений, регламентирующих детский труд, была предоставлена соседом по лестничной клетке, владельцем мелкого оптово-розничного магазинчика, торговавшего всякой всячиной. Антон Петрович (так звали соседа) платил 1 р.50 коп. за сотню укомплектованных картонок, поставляя все необходимое.
Ну, а глава семьи, подрабатывавший по вечерам мойщиком посуды в небольшом китайском ресторанчике неподалеку, на днях был оттуда уволен — благодаря прибытию из Пекина в Петербург (наверняка по подложному паспорту) троюродного брата владельца — бывшего партийного чиновника. Прочих заработков пока не предвиделось, субботний выпуск «Ведомостей» был прочитан от корки до корки еще накануне, и кандидат физматнаук, радиофизик Николай Иванович Марков неожиданно обнаружил, что располагает некоторой толикой свободного времени. Время решено было употребить на продолжение статьи, начатой года два назад и медленно — по абзацу в месяц — продвигавшейся к завершению. Не то, чтобы Николай Иванович всерьез надеялся когда-нибудь пристроить ее хотя бы в факультетский «Вестник», но мало ли…
Пока Николай Иванович перечитывал написанное прежде, отпрыски его, словно маленькие, причудливые механизмы, низали заколки-«невидимки» на алые с золотой каймой картонки в форме сердечка и, не моргая, смотрели в экран телевизора.
Присутствие телевизора в доме шло вразрез со всеми принципами и убеждениями доцента Маркова. Однако сей вредоносный предмет, здорово подержанный, был получен госпожой Марковой в подарок — муж подруги ее матери владел чем-то наподобие небольшого ателье по ремонту электроприборов. Ряд политических соображений (в конце концов, теща просто была женщиной невредной) вынудил Николая Ивановича поступиться принципами…
Здесь мысль слегка затормозила. Отчего-то слегка — неприятно — закружилась голова. И только теперь Петяша вспомнил, что уже давно — и не на шутку — хочет жрать.
Да что же там Катерина из ванной не выходит? Сколько ждать-то; ужинать пора! Живот от голода эпиталамы поет!
Петяша прислушался.
В ванной все так же журчал душ…
…а из кухни, сквозь ор радио, явственно раздался скрип табурета.
Петяша замер.
Эт-то еще что за?..
