По крайней мере, так Петяше сейчас казалось.
И потому, ни о чем не задумываясь и не зная, зачем и что последует дальше, Петяша накрыл ее руку, лежавшую на столе подле рукописи, ладонью и крепко сжал.
Катя и не шевельнулась. Только рука ее, слегка повернувшись ладонью кверху, с неожиданной силой сжала в ответ Петяшину кисть.
А что Петяша?
Петяша замер от наступившего внезапно ощущения, что все, наконец, идет, как надо, без сбоев и обломов, и уют ничем не нарушен. Захотелось сделать Кате что-нибудь невыразимо приятное; она словно бы сделалась одновременно и младшей сестренкой, и лучшей подругой, и вместе — любимой женщиной.
Катя между тем подняла взгляд от рукописи…
И во всем этом было что-то смутно знакомое, но Петяша не успел разобраться, что именно.
Дверь кухни со скрипом, заставившим вздрогнуть, отворилась.
На пороге стояла Елка.
И сам Петяша, сидевший к двери боком, отчего пришлось неудобно повернуть голову, и Катя, все еще неотрывно смотрящая на него, были ввергнуты неожиданным появлением Елки в полный ступор. Именно от неожиданности этой Петяше было особенно не по себе, хотя он-то, в отличие от Кати, знал, что Елка имеет собственный ключ от входной двери.
Елка же — просто стояла в дверях, нехорошо глядя на Петяшу. Петяша также, не моргая, глядел в ее глаза.
«Eyes of gray… a sodden quay…» — вспомнилось отчего-то.
При этом — первом — проблеске мысли Елка, точно услышав мысленную реплику Петяши, круто развернулась и вышла.
В прихожей слышно хлопнула дверь.
Йо-о-об твою мать… — протяжно, тоскливо и досадливо подумалось Петяше.
Как же так?
Он ведь вовсе не имел в виду оставлять Елку и вообще причинять ей боль…
Он относился к ней ровно так же, как и прежде!
Почему ж?..
— А кто это была? — тихонько, потерянно как-то, спросила Катя.
Петяша задумался.
И вправду, как тут отвечать? Поневоле задумаешься, если только хочешь, чтобы ответ твой поняли, как надо.
Елка была для него…
Все дело в том, что отношения с девушками смолоду складывались у Петяши сложно. Удивительно, но — факт. Поначалу он девушкам нравился, однако рано или поздно это в более или менее острой форме сходило на нет. Общение с ними, как на грех, полностью исключало процесс размышления и познания, о котором уже сказано было выше. Не говоря уж о том, что сильно замедляло, усложняло занятия литературой.
Этого вот «или — или» не избежать было никак. А девушки, чувствуя тем самым органом, что зовется в народе женской интуицией, такого более чем странного соперника, ревновали к размышлению дико, хотя и неосознанно, и, в конце концов, уживались с Петяшей ненадолго.
