— Да.
— А следы физического насилия, о которых говорил Каниве?
— Они действительно есть, но поверхностные. Вероятно, их нанесли тупым предметом. Но также возможно, что в агонии женщина просто ударилась обо что-то. Во всяком случае, вряд ли смерть наступила из-за этих ушибов.
— Это действительно жена того самого Бовари, которого мы с тобой знали по лицею? — вмешался Реми.
Делевуа усмехнулся.
— Ах, вот оно что! — сказал он. — И ты, Реми, как и господин дʼЭрвиль, знал этого господина Бовари?
— Его — да, но не его жену, — ответил дʼЭрвиль. — И Бог знает, заслужил ли этот бедолага такое несчастье! Наш товарищ по коллежу немного простоват, но именно из таких потом получаются славные мужчины. Вы понимаете, что я хочу сказать. — Он умолк, потом снова заговорил: — В гостинице подадут ужин только через час. Не хотите ли, пока есть время, пройти в дом покойной? Я проводил там вскрытие, и у меня остался ключ. Тело тоже находится там.
— Ну, если оно еще там… — протянул Реми.
— Никаких проблем, — поспешил его заверить дʼЭрвиль. — Предоставьте мне все вам показать.
Все трое вышли.
Оцепеневший от холода жандарм из Руана, привезший дʼЭрвиля, стоял на часах перед домом. Входная дверь со скрипом отворилась, плохо подогнанный деревянный порог затрещал под их ногами, они прошли через небольшой темный вестибюль и попали в гостиную, где оперировал их эскулап. Шторы были задернуты, ставни закрыты, но два больших канделябра обеспечивали почти дневное освещение. В камине горел огонь, и Делевуа бесцеремонно поставил перед ним свой огромный зонт, чтобы просушить его.
Внутри было уютно, и если бы не запах формалина, не беспорядочно расставленные оцинкованные ванночки и сосуды, и, главным образом, не прикрытое простыней тело, вытянувшееся на столе, который принесли, вероятно, из смежной столовой, то можно было бы подумать, что они просто пришли в гости. Стучали часы с маятником, потрескивали поленья в огне. Внизу слышался веселый перезвон стеклянной посуды и металлических приборов, словно там орудовала ретивая кухарка. А может быть, кто-то помогал судебному медику мыть инструменты, или это было что-то совсем другое.
— Это Фелисите, их служанка, — пояснил дʼЭрвиль. — Она готовит поминальную трапезу к сегодняшнему вечеру, и нам надо освободить для нее место. Я почти закончил. Мне осталось только зашить, чтобы тело выглядело надлежащим образом.
Результат его работы — десяток склянок с образцами тканей — был выставлен на камине. Каждый сосуд был запечатан воском и имел каллиграфически выполненную этикетку.
