Год прошел — Сейф ад-Дин корм для коров собирает, скот на меже день-деньской пасет, пашет да сеет, жнет да вздыхает. А увеселений своих по ночам все ж не бросил. Знал он места злачные, где вино готовят, с невольницами бывшими, что его варили, дружбу водил — с подстилками этими, как их народ называет. Это все рабыни были, получившие свободу. Некоторые из деревни прочь бежали, замуж подальше от места рабства своего вышли, а другие нашли мужей среди освобожденных рабов да в деревне остались, жили себе честно, с господами своими бывшими были у них совет да любовь. Ну а некоторым спокойная оседлая жизнь не по нраву пришлась — на задворках жизни приютились, стали приманкой для жаждущих мирских утех да потех.
Действительно, был этот мир невольниц странным, чужеродным, царил в нем дух непокорства и своеволия, выходящего за рамки приличий. Далеко от селения, на краю пустыни, повыскочили пятнами их домики, из соломы сложенные. По ночам, когда спали люди, задрожит вдруг пламя светильников от их забав, дикий смех да пьяные вопли послышатся. Не нравилось это людям, жгли они заразные эти хижины, а они вновь, как чертополох на поле, к жизни вылезали. И жительниц их люди прогоняли, и житья им не давали, мучили всячески, а они все равно — не заметишь, как вновь соберутся. Что тебе мухи на падаль. У скольких парней молодых сердце по ночам изнывало, когда вдруг донесутся откуда-то из тьмы хохот невольниц да крики пьяные. Там, в «оазисе», на краю пустыни, страшное что-то, ужасное и приятное деется, так и подмывает открыть его да отведать. Трудно ли было Сейфу найти туда дорожку? Проводил он там ночи напролет, и своя возлюбленная у него завелась. Все это переносил его отец терпеливо. Доходили до него вести, но он их порой не замечал, порой гневался. Однако и его терпение лопнуло, когда притащился однажды ночью Сейф ад-Дин домой и застал отца на молитвенном коврике. Изо рта у сына вином разило, а он спьяну хриплым, непроспавшимся голосом стал отцу выкладывать, что любит, мол, Альсару, одну из блудниц этих, и желает на ней жениться. Свет померк у отца в глазах, рассудка он лишился. Сын, его единственный сын — пьяница, беспутник и нечестивец, да еще говорит ему, творящему молитву, что он «любит» — слово, которое в сознании всех честных отцов в деревне вмещает в себе всю грязь, всю нерадивость, неподобающих мужчине, — говорит, что желает жениться на рабыне, на шлюхе беспутной и пустоголовой!? Все! Отец встал и начал бить сына, жестоко, беспощадно. Прибежала мать, закричала, запричитала. Стали сбегаться люди. Когда наконец вырвали сына из рук отца, тот был на грани между жизнью и смертью. Поклялся отец перед людьми, что его сын-прелюбодей (так прямо и сказал) отныне не проведет и ночи под одной с ним крышей, что он ему не сын и сына у него не было.
