У Драгомира от злости аж даже все листья задрожали! И каким, спрашивается, местом он должен произносить это самое "вероко харис"?! Которое, "вероко" это, он, кстати, впервые в жизни слышит! Не вошло оно в список дозволенных к изучению заклинаний, не рвутся обычно молодые чародеи, едва обретя силу, столь решительно менять свой облик.
— Только осторожно, постарайся не повредить ауру, не начни тянуть силу прямо из нее. Ох, ты ж не знаешь, как отличить! Ну, в общем, если дело тяжело пойдет, то не настаивай, что ли… Десятник Димит, да погоди ты мечом размахивать, моего брата никто не заколдовывал, это он сам, нечаянно. Забава, ты заткнешься ль, наконец?!
Хм-м, а как это вообще — брать силу? Откуда? Он, Драгош, вроде ничего нигде и не брал. Само прилипло. Ну, и как теперь быть? А кто его знает. Никто не рассказывал. Мальчик мысленно ругнулся. Ну, конечно же, ведь предполагалось, что в тот момент, когда откроется его, Драгомира, магический дар, рядом будут родители или, на худой конец, ещё кто-нибудь из чародеев, и вот тогда-то ему и расскажут, как обращаться с полученной силой, где брать, да куда класть. Так зачем тебе, маленький, знать что-либо заранее? А что на деле вышло?! На деле прав был он, Драгомир! Нечего было всё от него скрывать.
Несмотря на плачевность своего положения, мальчик даже ощутил злорадное удовлетворение от сознания собственной правоты.
Однако чувствовать себя правым — это, разумеется, хорошо, но дальше-то что делать?
Маленький Драгомир быстро окинул взглядом поляну. Ага, сердитую Польку, рвущуюся немедленно спасать брата, запихнули к девчонкам (и правильно!), под прикрытие ратников, готовых в любой момент сорваться с места и ринуться на супостата. Красава, определенно нацелившаяся туда же, ругается с дюжей нянькой, пытаясь вырваться из ее мощных объятий. Умная нянька, отлично зная свободолюбивый нрав своей воспитанницы, а также ее юркость и проворство, на провокации не ведется и рук ни на миг не разжимает. Супостат в лице, то есть, морде, свирепого кровожадного ящера — ох, прощенья просим, благородного и величественного Перворожденного — как уселся на самом краю поляны, так и сидит там себе смирно, попыток сожрать кого-нибудь не предпринимает, только порыкивает предупреждающе в сторону людей да нервно, словно кот у мышиной норки, подергивает кончиком шипастого хвоста. Рыжий оборотень по-прежнему мужественно не отходит от одеревеневшего Драгоша и уговаривает того не бояться и попробовать вернуть себе привычный облик.
