Когда Эми увидела, что Тоби возится со своим прибором (простите за каламбур), она сразу же вспомнила мать, которая бы наверняка сейчас осыпала ее градом католической ругани («Иисус. Святой Антоний. Дитя. Что ты наделала?»). Второй ее мыслью было: «хм-м-м-м-м, а мне нравится этот звук!». И, выставив вперед лучшую из двух грудей, она уступила соблазну…
В слабом свете утра понедельника в Суссексе Эми истерически напевала что-то себе под нос. Она напевала, убирая с поля коровьи лепешки. Этим утром она была не в том настроении, чтобы удивляться нелепости такого занятия. Она просто напевала, упорно не желая о чем-то задумываться. Напевала, чтобы избежать мыслей об ужасной ошибке. С маниакальным выражением лица и острейшим чувством неловкости Эми нежно опустила очередную коровью лепешку в ведерко для мусора и продолжила напевать.
— Отличная работа, дорогуша, почти готово. — К ней направлялась Люсинда.
Эми в ужасе заорала:
— Черт возьми, Люсинда, ты же коров испугаешь!
— Ой, какие мы агрессивные! Что стряслось? — Люсинда явно была оскорблена замечанием, но, вышагивая с гордым видом и высоко поднятой головой по загаженному полю, тем не менее продолжила:
— Что произошло в субботу? Я видела, как ты ушла вместе с Тоби. Вы что, снова вместе?
Меньше всего желая сейчас обсуждать свои грехи, свой позор, свое страшное падение, Эми пожала плечами. К счастью, Люсинде пришлось кинуться на помощь к модели, которую до смерти напугал кролик.
В любое другое утро Эми, возможно, впала бы в лирику и с воодушевлением отзывалась бы о пользе лепешек в кадре, ратовала бы за настоящую сельскую идиллию, а не за ее суррогат. Она бы обязательно уговорила стилиста оставить коровий навоз на поле. Но сегодня она была больше обеспокоена собственным падением.
— Потерянный рай, где я в роли Евы, — греховность, безнравственность и видеокамеры! Какой позор!
Эми — что уже понятно — женщина современная. По крайней мере в том, что касается плотских утех. Эпизод c Хардингом, блаженство с Тоби. Так почему же ее терзает чувство вины? Не только вины, а еще ужаса и разочарования! Интересно, думала она, испытывают ли садомазохисты (настоящие, а не экспериментаторы с шелковыми лентами и бархатными повязками на глазах) чувство стыда на следующее утро? Или же их сексуальные убеждения придают им смелости в реальной жизни? Можно ли назвать ее извращенкой, если ей нравится позировать перед камерой? Вероятно, во всем виноваты принципы и догмы, владеющие ее сознанием. (Католицизм!)
