— А мне очень приятно слышать все это от вас. Надежда Филаретовна. И вы, и Петр Ильич очень добры ко мне, — Пахульский покраснел и опустил глаза.
«Какая наглость. — подумал он, разглядывая истертый ковер. — Брать за апартаменты такие деньжищи и не озаботиться своевременной сменой ковров».
Чтобы пауза не выглядела неловкой (от этого Пахульский смутился бы еще больше), баронесса вставила в длинный мундштук вишневого дерева, украшенный искусной резьбой, папиросу и закурила ее, чиркнув спичкой.
Когда-то, в самом начале их знакомства, Пахульский попробовал было чиркнуть спичкой, чтобы дать баронессе прикурить, но был немедленно отчитан ею за «лакейские привычки».
— Что вы себе вообразили, Владислав Альбертович? — гневалась она. — Разве я немощна или у меня рук нет?
— Но этикет… — промямлил несчастный юноша.
— Дурацкие выдумки бездельников, вот что такое этот ваш этикет! — отрезала баронесса. — Всячески принижая роль женщины в общественной жизни, мужчины неуклюже пытаются компенсировать это чрезмерной услужливостью…
Гневная отповедь длилась около получаса, пока добрая Юлия Карловна, которой стало жаль Пахульского, не утащила его к себе под каким-то надуманным предлогом…
— Петр Ильич говорил, что ему удалось найти здесь хорошие папиросы, — к месту вспомнил Пахульский.
— Почем? — баронесса фон Мекк, подобно многим богатым людям, любила швыряться тысячами и при этом сэкономить гривенник-другой на закупке провизии.
— По семи франков за сотню.
— Неплохо, — одобрила Надежда Филаретовна, пуская к потолку кольца дыма. — Надо бы спросить у него, где именно он их берет.
— Я спрошу, — пообещал Пахульский.
— Я сделаю это сама, — ответила баронесса. — Кстати, Владислав Альбертович, что у нас там с местными газетчиками?
— Вот, прошу вас, — Пахульский привстал и выложил на стол перед баронессой несколько листов, извлеченных из кармана. — Простите, Надежда Филаретовна, за то, что бумага помялась. Как впопыхах сунул их в карман, так и забыл там.
— Почему впопыхах? — уточнила дотошная баронесса.
— Я как раз окончил писать, когда вошла…
— Ясно, — перебила его баронесса, пробегая глазами список. — Однако эти французы дорого ценят свой труд. Небольшая хвалебная заметка — две тысячи франков! Грабеж!
— Это же лучшая газета во Франции…
— Я понимаю, Владислав Альбертович, но тем не менее.
— К сожалению, Надежда Филаретовна, я совершенно не умею торговаться, — огорчился молодой человек. — Мне жаль…
— Не переживайте, — махнула рукой баронесса. — Тем более что с этой публикой торговаться нельзя — себе дороже выйдет. Обидятся и напишут такое… Или тонко шпильку подпустят в хвалебной статье, а шпилька это похвалу в издевку превратит. Сообщите им, что я согласна. Только предупредите, что все статьи предварительно должны быть показаны вам для одобрения…
