Окно выходит в белые деревья... | страница 72



все сопли лживые чернил
ему выходят боком.
Когда мужчине сорок лет,
то наложить пора запрет
на жажду удовольствий:
ведь если плоть не побороть,
урчит, облизываясь, плоть —
съесть душу удалось ей.
И плоти, в общем-то, кранты,
когда вконец замуслен ты,
как лже-Христос, губами.
Один роман, другой роман,
а в результате лишь туман
и голых баб — как в бане.
До сорока яснее цель.
До сорока вся жизнь как хмель,
а в сорок лет — похмелье.
Отяжелела голова.
Не сочетаются слова.
Как в яме — новоселье.
До сорока, до сорока
схватить удачу за рога
на ярмарку мы скачем,
а в сорок с ярмарки пешком
с пустым мешком бредем тишком.
Обворовали — плачем.
Когда мужчине сорок лет,
он должен дать себе совет:
от ярмарок подальше.
Там не обманешь — не продашь.
Обманешь — сам уже торгаш.
Таков закон продажи.
Еще противней ржать, дрожа
конем в руках у торгаша,
сквалыги, живоглота.
Два одинаковых стыда:
когда торгуешь и когда
тобой торгует кто-то.
Когда мужчине сорок лет,
жизнь его красит в серый цвет,
но если не каурым —
будь серым в яблоках конем
и не продай базарным днем
ни яблока со шкуры.
Когда мужчине сорок лет,
то не сошелся клином свет
на ярмарочном гаме.
Все впереди — ты погоди.
Ты лишь в комедь не угоди,
но не теряйся в драме!
Когда мужчине сорок лет,
или распад, или расцвет —
мужчина сам решает.
Себя от смерти не спасти,
но, кроме смерти, расцвести
ничто не помешает.
3-4 июля 1972

Я ХОТЕЛ БЫ…

Я хотел бы
                    родиться
                                       во всех странах,
быть всепаспортным,
                                          к панике бедного МИДа,
всеми рыбами быть
                                   во всех океанах
и собаками всеми
                                   на улицах мира.
Не хочу я склоняться
                                      ни перед какими богами,
не хочу я играть
                                 в православного хиппи,
но хотел бы нырнуть
                                          глубоко-глубоко на Байкале,
ну а вынырнуть,
                              фыркая,
                                              на Миссисипи.
Я хотел бы
в моей ненаглядной проклятой вселенной
быть репейником сирым —
                                               не то что холеным левкоем,
Божьей тварью любой,
                                          хоть последней паршивой гиеной,
но тираном — ни в коем
                                          и кошкой тирана — ни в коем.
И хотел бы я быть
                                    человеком в любой ипостаси: