Окно выходит в белые деревья... | страница 19



А вот со мной недавно было в ГУМе,
да, в ГУМе,
                      в мерном рокоте
                                                и гуле.
Там продавщица с завитками хилыми
руками неумелыми и милыми
мне шею обернула сантиметром.
Я раньше был несклонен к сантиментам,
а тут гляжу,
                   и сердце болью сжалось,
и жалость,
                    понимаете вы,
                                               жалость
к ее усталым чистеньким рукам,
к халатику
                     и хилым завиткам.
Вот книга…
                      Я прочесть ее решаю!
Глава —
                    ну так,
                                 обычная глава,
а не могу прочесть ее —
                                              мешают
слезами заслоненные глаза.
Я все с собой на свете перепутал.
Таюсь,
              боюсь искусства, как огня.
Виденья Малапаги,
                                 Пера Понта, —
мне кажется,
                        все это про меня.
А мне бубнят,
                           и нету с этим сладу,
что я плохой,
                     что с жизнью связан слабо.
Но если столько связано со мною,
я что-то значу, видимо,
                                             и стою?
А если ничего собой не значу,
то отчего же
                       мучаюсь и плачу?!
23-25 октября 1956

ПРОЛОГ

Я разный —
                           я натруженный и праздный.
Я целе —
                  и нецелесообразный.
Я весь несовместимый,
                                         неудобный,
застенчивый и наглый,
                                        злой и добрый.
Я так люблю,
                       чтоб все перемежалось!
И столько всякого во мне перемешалось —
от запада
                  и до востока,
от зависти
                    и до восторга!
Я знаю — вы мне скажете:
                                                «Где цельность?»
О, в этом всем огромная есть ценность!
Я вам необходим.
Я доверху завален,
как сеном молодым
машина грузовая.
Лечу сквозь голоса,
сквозь ветки, свет и щебет,
и —
           бабочки
                              в глаза,
и —
         сено
                  прет
                           сквозь щели!
Да здравствуют движение и жаркость,
и жадность,
                      торжествующая жадность!
Границы мне мешают…
                                          Мне неловко
не знать Буэнос-Айреса,
                                             Нью-Йорка.
Хочу шататься, сколько надо, Лондоном,
со всеми говорить —
                                      пускай на ломаном.