— Гм! Это скверные обстоятельства.
— А вы думаете, мне хочется танцевать от них? Я сейчас ломаю голову, где найти такую женщину, чтоб парализовала эту Соньку, чтоб оттолкнула Гунявого от неё. Конечно, где же и искать, как не в Париже. Слава Богу! Если б у меня было столько тысяч, сколько их здесь. Но в данном случае всё несколько сложнее. Есть у меня на примете одна дамочка. Но, боюсь, с нею дело не выгорит.
— Девушка?
— Нет, не девушка. А кто именно, неизвестно. Была когда-то замужем за офицером, но его убили на войне что-то через месяц после свадьбы. Выходит, вроде бы вдова. Но лет восемь уже живёт с одним типом. То ли он ей муж, то ли любовник, то ли родственник, то ли что-то ещё, понять трудно. Вроде бы муж. но у него на глазах она заводит романы с другими.
— Ну, так с этой стороны, значит, никаких препятствий не будет. А красивая?
На этот вопрос Финкель улыбается гордо и самодовольно.
— Прокоп Панасович! О Финкеле можно без опаски сказать, что он столько же понимает в химии, сколько блоха в философии Канта. Но упрекнуть его, что он не способен отличить красивую женщину от дурнушки, — это всё равно, как упрекнуть Бога, что он не в состоянии отличить грешника от святого. Там одни глаза чего стоят! Вы когда-нибудь видели фиолетовые глаза?
— Синие, хотите сказать?
— «Синие, синие»! Фиолетовые, я вам говорю! Две большие фиалки. Вот какие глаза! А волосы? Нестриженая. И какие волосы? Ниже колен. Как распустит, так прямо тебе русалка. А цвет лица? Ах. Боже, сердце замирает! Нежный, ровный, благородно белый. И чёрт её знает, как она сохранила его в этих эмигрантских скитаниях, в дебошах и романах.
— А на романы легка?
Финкель лукаво щурит глаз в ответ на явное оживление и интерес в глазах Крука.
— Что? Вы уже готовы оказаться на месте Гунявого? Нет. хоть и легка, но вы уж пока что удовлетворитесь своим гаремом. Эту мы пустим в оборот. Единственный дефект: вульгарна. Не физически, конечно. В том как раз и трагедия, что страшный контраст психики с физикой. Физически так изящна, изысканна, благородна. Губы такие детские, невинные, что становись перед ней на колени и молись, как на Мадонну. А как заговорит да ещё выпьет, каюк, всё впечатление пропадает. При ком угодно может выругаться едва ли не матом. И в разговоре все такие простецкие, вульгарные слова! Поэзии, знаете ли. нет! Поэзии! Нет, знаете ли, этакой женской загадочности, игры, тонкости. Даже грустно, я вам скажу. А не глупая женина. Совсем не глупая. Так временами остроумна и остра на язык, так цветиста.
