— Простите за неудобства с «веспой» и прочим. Это был мой племянник Уилл. В этом семестре он проходит практику за рубежом. Толковый юноша, только слишком всерьез воспринимает правила Луиса-Хайнца. А после того что случилось, я думаю, мы не можем не быть очень предусмотрительными…
— После того, что случилось? — переспросила я. — Лола показывала мне творения Луиса-Хайнца, и я до смерти хочу познакомиться с ним.
Жак выглядел смущенным.
— Я не видел его и, не разговаривал с ним уже почти два дня, — сообщил он с долгим вздохом. — Вчера утром все было в порядке, он сказал, что наконец перестал волноваться по поводу показа.
— Я так рада слышать это! — воскликнула Лола с сияющим лицом. — Может быть, в следующий раз он и сам выйдет на свет…
«Не сейчас», — просигналила я ей взглядом и покачала головой. Лола начала разглядывать свои руки, лежащие на коленях.
— Он действительно противоречив, как вам известно, и он любит уединение, — продолжал Жак. — Но он хочет подарить женщинам свой талант, с которым родился. Потом я пошел на работу и встретил тебя, Алекс, планировал вернуться домой и рассказать ему о тебе… но он больше не пришел.
И это не по правилам. Луис-Хайнц и я никогда не были врозь так долго. Никогда. Все его вещи по-прежнему здесь. Не похоже, что он вдруг взял и оставил меня… нет, такого просто не может быть. Случилось что-то плохое. Я уверен.
Глаза Жака были широко открыты и безжизненны — они рассказали мне все, чего не смог бы или не стал бы говорить он, и в конечном счете, то, для чего слова были не нужны. Последние кусочки мозаики встали на свои места.
— Лола, вы получали от него какие-нибудь известия? — спросил Жак.
— Нет, с тех пор, как он послал мне платья на прошлой неделе, — ответила Лола. — Показ имел такой невероятный успех, что я хотела поздравить его, а Алекс собиралась написать…
Краешком глаза я заметила, как Лола беспокойно ерзает на жестком виниловом сиденье.
— Мне так жаль слышать то, что вы рассказали, — договорила она со вздохом.
— Не обращай внимания, — сказала я Лоле. — Жак, — произнесла я, взяв его за руку и сильно сжимая ее. — Я сделаю все, чтобы помочь найти Луиса-Хайнца. Обещаю.
В тот самый момент я была готова пожертвовать последней унцией «Крем де ля мер»[36], чтобы вернуть пропущенные лекции по расследованию в школе журналистики. О, согласна, на самом деле я их не пропустила, а просто проспала. «Уикли» направил меня в школу журналистики без отрыва от производства, что «отлично» сработало — за три года я кое-как одолела годичную программу обучения. Но в том семестре эти лекции в расписании стояли ужасно рано по пятницам, прямо-таки как раз между двумя самыми загруженными рабочими днями в журнале. А с того времени как я стала незаменима на своем посту по проверке трудных в произношении и написании имен малоизвестных политических деятелей, тема расследований казалась мне такой же далекой, как журавль в небе, чтобы уделять ей внимание.
