— Я с человеком познакомился, в нефтегазе работает и предлагает мне ехать в Сибирь. А в ЖЭКе переполошились: куда, в какую Сибирь? Не пустим! Я говорю, зачем это мне лампочки приворачивать и проводку чинить, я на компрессоре буду работать. Компрессор, говорят, тяжелое дело. А чего тяжелое, я ведь не на себе его буду таскать…
— Небось холодно в Сибири, — сказала мать.
— Холодно? А если в унтах и в пыжиковой шапке, да в шубе! Постой, ты картошку чистить? Я что, не сумею? — И взял у матери нож, начал чистить картошку. — А вы, я слышал, хотите в больницу лечь?
— Так, на профилактику, — ответил Кариев.
— Не смейте, там и здоровый заболеет. А вот я на будущий год возьму вам путевки в санаторий.
— Там поглядим, — обиняком отозвался Кариев, а про себя подумал: уж какие путевки, кто ему даст. Но была приятна его заботливая болтовня. Ах, сердце у Эдика доброе, голову бы потрезвей!
Сын кончил чистить и, залив картошку водой, поставил на конфорку.
— Ну, побегу! Мне еще торт покупать, честное слово. Как зачем? Человек придет в гости, обмозгуем насчет Сибири… Да, мама, вино небось поспело? Попробовать! — И с непринужденным видом он взял кружку и налил из бутыли, стал пить.
Кариев вздохнул, хотел было уйти из кухни, но остался сидеть.
— Это ж чистый сок! — сказал Эдик и отставил пустую кружку. — Это ж полезно всем… слушай, мать, а что, я возьму немного для гостя? Вот, скажу, мои старики наготовили…
Он ушел очень довольный, сунув по карманам две налитые бутылки. Мать предложила ему зонтик, он только хохотнул:
— До остановки три минуты… добегу!
«Тебе ведь еще торт покупать», — хотел и не сказал Кариев.
Вернулись на кухню, уютный уголок им нравился, сели и задумались.
— А знаешь, Мату, в нем, понимаешь, есть характер. Нет, ты слышала когда-нибудь, чтобы он жаловался? Вот я и говорю: если у человека есть характер, основа, понимаешь, он и будет человек, а не размазня.
Мату, верно, думала о другом.
— А не купить ли ему плащ? — сказала она нерешительно.
— Плащ? — Он нахмурился. — Плащ… что ж, можно и плащ. Ну, что ты, ей-богу? — Он встал и обнял жену за плечи. — Идем, милая, в комнату, я поиграю.
Он сел перед фисгармонией (перед войной на премию купил, в комиссионном) — сел и, крепко накачивая ногой меха, заиграл:
Две речки рядом текут,
Сольются в одну большую.
Так два желания
Сливаются в одну судьбу.
— Ах, Мату, умирать буду, а в последнюю минуту спою эту песню!
— Отец, отец, — просила она, смеясь, — будет тебе! Поиграл и хватит.
