— Она хороший врач, Сонечка, очень хороший.
— Ты хочешь сказать, знающий врач, опытный, но… хороший — это совсем другое.
— А в чем разница-то?
— У тебя и Кира Сергеевна — хороший врач, и Виктор Александрович. Но она, как мне кажется, — равнодушный человек, а он — добрый, человечный. В этом вся разница, но очень существенная.
— Ты думаешь, им с нами так уж легко? Больные тоже всякие бывают.
— Бывают. Но прав все-таки больной, потому что он болен, ему и так тяжело. Посмотри, как сестры выговаривают нам за малейшую мелочь, как воспитывают, а попробуй им что-нибудь сказать — дым до потолка. Между тем, когда они сами превращаются в больных, то хуже никого быть не может, никакой сдержанности, достоинства.
— Знаешь, что я вспомнила? Когда я лечилась в Москве, там был один врач. Хам, жестокий такой, как он с больными разговаривал! Мы его ненавидели. А потом вдруг узнали, что он сам заболел, да чем: рак печени! И ты знаешь, мы обрадовались, ходили, спрашивали, как он. Если плохо — у нас праздник.
— Я и сама, когда сталкиваюсь теперь с хамством, грубостью, жестокостью, думаю: эх, вас хотя бы на месяц в нашу больницу!.. Знаешь, какой должен быть врач? Чтобы можно было в него влюбиться!
— Как это — влюбиться? — Нина улыбнулась удивленно.
— Не в прямом же смысле, — пытаюсь вывернуться я, чувствуя, что чуть не проговорилась, — я в хирургии лежала недолго, а наш лечащий врач, Евгений Иванович, в это время в отпуск уходил, только раз я его и видела. Помню, пришел на обход. Громадный такой, а руки мягкие, добрые. И говорит… немножко грубовато, но так… тепло, что ли. Женщины все влюблены в него были и все ему рассказывали, потому что верили ему во всем безоглядно. Где они, такие врачи? Если часть больных, как я, уходят в самолечение, в чтение медицинской литературы, то делают они это не от хорошей жизни, а от неверия врачу, оттого, что звание врача уже не имеет своей магической силы.
Я заметила, что Нина держится рукой за спину и морщится.
— Больно тебе?
— Да, — она поднялась, — прости, пойду я. Не могу долго стоять и сидеть. А так бы хотелось еще поговорить с тобой…
Она достает из кармана нейлонового халата газетную вырезку, потертую на сгибах и пожелтевшую:
— Мы тут тоже кое-что читаем…
Я держу в руках зачитанную до дыр газетную страничку с популярной статьей и снова, в который раз, думаю о таких больных, как я, о том, как жадно пытаемся мы найти хоть маленький лучик надежды.
Простившись с Ниной, я выхожу на улицу. Стыд. За минувший месяц я ни разу ее не навестила. Я была счастлива, и мне хотелось забыть о горе, боли, несчастьях. Я счастлива?.. А разве нет? Бред какой-то!..
