Дж. Д. удовлетворенно выждал минуту, а затем спросил:
— Чем еще могу быть полезен, господа?
— Сукин вы сын, — сказал я Уилсону, — вы все испортили.
— Я сделал, что мог!
— Вы разозлили его. Вы буквально затолкали его в суд. Вы же могли запугать его, показать, как все обернется. Могли сказать о снимках… А вы толкнули их на суд, потому что хотите, чтобы он состоялся. Вам нужна арена, возможность показать себя, создать себе имя. Вы знаете, и я знаю, что если дело дойдет до суда, Арт Ли проиграет независимо от исхода. Он потеряет свою репутацию, своих пациентов, а может быть, его даже лишат права практики. И если дойдет до суда, Рендалы тоже проиграют. Они будут замараны, раздавлены полудоказанными фактами и намеками, уничтожены. В выигрыше окажется лишь один человек — вы, Уилсон.
— Это по-вашему, — сказал он. Он начинал длиться. Кажется, я его раскусил.
— Это факт.
— Вы же слышали, что говорил Дж. Д., слышали, что он говорил совершенно несусветные вещи.
— В ваших силах было заставить его слушать.
— Нет, — сказал Уилсон, — вот на суде ему придется слушать — Он откинулся на спинку сиденья. — Знаете, Бэрри, вы меня удивляете. Вы ведь как-никак ученый. Вы обязаны объективно смотреть на факты. А сегодня вечером вы получили уйму фактов, свидетельствующих, что преступление совершил Питер Рендал, и вы все-таки недовольны.
— Иными словами, вы верите в то, что он виновен?
— Разумеется, — сказал Уилсон. — И сумею убедить в этом присяжных.
— А что, если вы ошибаетесь?
— Ну что ж, будет очень жаль. Не менее жаль, чем то, что миссис Рендал оклеветала Арта Ли.
— Вы ищете оправданий.
— Я? — Он покачал головой. — Э, нет, мой милый. Это вы их ищете. Вам хотелось бы, чтобы никто из врачей не был запятнан, чтобы никто из них не пострадал. Чтобы вопрос был разрешен тихо, мирно и очень тактично и чтобы ничьи чувства не были задеты.
— Но разве это не лучший способ? Обязанность адвоката — вести дело так, как лучше для его подзащитного.
— Обязанность адвоката — выигрывать дела своих клиентов. Вся беда, Бэрри, в том, что вы и мысли не допускаете, что человек вашего круга может оказаться дрянью. Увидеть под судом какого-нибудь демобилизованного санитара либо медсестру — это другое дело, это вас устроило бы. Или еще лучше какую-нибудь старушку акушерку. Вот кому вам хотелось бы пришить это дело, но никак не врачу.
— Мне хотелось бы пришить это дело человеку, совершившему преступление, — сказал я, — и никому другому.
