Я вернулся в комнату и набрал номер репортерского отдела «Глобуса», сообщил им о демонстрации и дал адрес Ли. Я говорил в трубку запыхавшимся, взволнованным голосом; я знал, что они не оставят мое сообщение без внимания.
Когда я подъехал, деревянный крест еще догорал на газоне перед домом Арта. Тут же стояла полицейская машина; возле дома собралась толпа. Еще только начинало вечереть, небо было густого синего цвета, и клубы дьГма уходили прямо ввысь. Я протиснулся сквозь толпу к дому. Все окна по фасаду были разбиты. Изнутри доносился плач. Полицейский, стоявший у входа, остановил меня.
— Кто такой?
— Доктор Бэрри. В доме находятся моя жена и дети.
Он пропустил меня. Все собрались в гостиной. Бетти Ли плакала, Джудит занималась детьми. Пол был засыпан битым стеклом. У двоих детей оказались порезы, довольно глубокие, но не серьезные. Полицейский брал показания у миссис Ли. Но ничего дельного добиться не мог. Она лишь твердила одно: «Мы просили защиты. Просили приехать. Мы умоляли, но вы так и не приехали…».
— Ей-богу, мадам… — начал полицейский.
— Мы просили вас. Разве у нас нет никаких прав?
— Ей-богу, мадам, — снова повторил он.
Я стал помогать Джудит перевязывать детей.
— Что случилось? — спросил я.
— А вы кто такой? — Полицейский резко повернулся ко мне.
— Врач.
— Ну — правильно, самое время, — сказал он и снова повернулся к миссис Ли.
Вид у Джудит был бледный и какой-то понурый.
— Это произошло минут двадцать назад, — сказала она. — Весь день нам звонили по телефону и угрожали, приходили письма, тоже с угрозами. А потом вдруг подкатило четыре машины, и из них вылезла банда подростков. Они водрузили крест, полили его бензином и подожгли. Их, наверное, было человек двадцать. Они стояли и распевали: «Вперед, христовы воины». Потом, увидев, что мы смотрим на них в окна, стали швырять камни. Полиции потребовалось четверть часа, чтобы сюда добраться. К тому времени все окна были уже перебиты, а мальчишек и след простыл.
Я подошел к столу и стал просматривать письма. Конверты были осторожно вскрыты и сложены в аккуратную стопку. Большинство было написано от руки; лишь несколько отпечатано на машинке. Текст краткий, в иных всего одна фраза — и все дышали ядовитой злобой.
Позади себя я услышал:
— Так, так! Подумать только. — Я обернулся. Это был Питерсон. — Подумать только! — Он оглядел комнату. Через разбитые окна сюда проникала вечерняя прохлада. — Черт знает что устроили, а? — Он обошел всю комнату. — Просто возмутительно.
