— Заболевание могло быть недавнего происхождения.
— Верно, — сказал он. — Могло! В этом-то вся и загвоздка. К тому же нам следовало бы взглянуть на мозг, проверить, нет ли там признаков новообразования или инсульта. Но это невозможно: сегодня утром тело было кремировано.
— Ясно.
— Садись, Джон. Меня нервирует, когда ты так стоишь. — Подождав, чтобы я уселся, он сказал: — Так или иначе, я еще раз просмотрел основные органы, а затем снова вернулся к тем слайдам. На этот раз у меня не было прежней уверенности. Поэтому я проштудировал несколько старых отчетов на подобную тему и вернулся к слайдам в третий раз. К тому времени я уже понимал, что не могу с уверенностью поставить диагноз: «нарушение функции гипофиза». Чем дальше я смотрел, тем меньше уверенности у меня оставалось. Мне нужно было хоть какое-то подкрепляющее доказательство — какие-нибудь сведения о мозговых нарушениях: рентгеноскопия или кровяные гормоны. Вот почему я и позвонил Джиму Мэрфи. Помня, что ты взял кровь для анализа на гормоны, я подозревал, что ты обязательно отнесешь его Мэрфи. Я хотел знать, не решил ли ты проверить также уровни и других гормонов, в общем, все, что могло бы внести какую-то ясность.
— Почему вы просто не позвонили мне?
— Звонил. Но у тебя в лаборатории никто не знал, где ты находишься. — Я кивнул. Все, что он говорил, было вполне справедливо и логично. Я почувствовал, что постепенно начинаю оттаивать.-Между прочим, — продолжал Уэстон, — насколько я знаю, некоторое время назад были сделаны снимки мозга Карен Рендал. Ты не знаешь, что они показали?
— Ничего, — сказал я. — Результат отрицательный. Все же я могу сообщить вам кое-что интересное: они были назначены потому, что она жаловалась на ослабление зрения.
— А ты знаешь, Джон, наиболее распространенную причину ослабления зрения? Недосыпание. Так как бы ты поступил на моем месте? Поставил диагноз на основании жалобы на недомогание, которая привела к негативным рентгеновским снимкам?
— Но слайды довольно убедительны, — напомнил я ему.
— Однако не вполне. — Он медленно покачал головой. — Это уже достаточно запутанное дело, Джон. Я не стану запутывать его еще больше, подкинув диагноз, в котором сам не уверен.
Мне необходимо было увидеться с Сандерсоном. Я обещал зайти к нему, кроме того, я понимал, что без его совета мне теперь не обойтись.
Сандерсона я нашел в нашей патологоанатомической библиотеке — квадратной комнате, где стояло много стульев с откидными спинками, проекционный аппарат и на стене висел экран. Здесь проводились конференции патологоанатомов, на которых рассматривались результаты вскрытий. На полках, в ящичках хранились данные всех вскрытий, произведенных в Линкольнской больнице за период с 1923 года — года, когда мы завели настоящую отчетность. До этого времени иикто не мог с точностью сказать, сколько людей скончалось от такой-то болезни. Однако по мере развития медицинской науки и накопления знаний о структуре человеческого тела эти сведения стали насущно необходимыми. Одним из свидетельств растущего интереса является количество произведенных вскрытий — все отчеты за 1923 год уместились в одном небольшом ящичке, тогда как в 1965-м под них ушла уже половина полки.
