— Я тоже.
Вечер давал Джордж Моррис, старший ординатор Линкольнской больницы. Моррис заканчивал ординатуру и собирался заняться частной практикой, так что это было нечто вроде дебюта, устроенного им самому себе.
Обставлен прием был великолепно. Гостей окружили ненавязчивым комфортом, который, вероятно, встал хозяину в хорошую копейку. Мне это напомнило роскошные банкеты, которые дают фабриканты, готовясь выпустить новый продукт или заняться новой отраслью производства. В некотором смысле то же самое происходило и тут.
Джордж Моррис, двадцати восьми лет от роду, имеющий жену и двух детей, увяз в долгах. Любого врача на его месте постигла бы та же участь. Теперь он собирался из этого положения вылезать, для чего ему нужны были пациенты. То есть чтобы их к нему посылали, чтобы его им рекомендовали. Короче говоря, он нуждался в расположении и помощи врачей, пользующихся в городе известностью. Вот почему он и наприглашал их к себе домой в количестве двухсот душ и теперь накачивал лучшими алкогольными напитками, какие только сумел доставить, и кормил до отвала лучшими закусками, какие только нашлись в лучшем ресторане.
Мне, поскольку я был всего лишь патологоанатом, было весьма лестно получить приглашение на этот прием. Я ничем не мог быть Моррису полезен: патологоанатомы имеют дело с трупами, а трупам уже никого не рекомендуешь. Моррис пригласил нас с Джудит потому, что дружески к нам относился. По-моему, на этом приеме мы были у него единственными друзьями.
Я огляделся по сторонам. Налицо были заведующие отделениями большинства крупных больниц города; присутствовали также ординаторы и жены. Жены сбились в кучку в углу и говорили о детях; врачи раскололись на несколько кучек помельче, по признакам принадлежности к той или иной больнице, к той или иной специальности. В одном углу Эмери оспаривал эффективность пониженных доз при лечении гиперфункции щитовидной железы; в другом Джонстон говорил о печеночном давлении; еще дальше можно было услышать, как Льюистон бормочет на свою излюбленную тему о бесчеловечности лечения депрессивных форм шизофрении электрошоками. Оттуда, где толпились жены, время от времени доносились такие слова, как «прививка» или «ветрянка».
Из всех гостей, присутствовавших на этом вечере, только один человек мог оказаться мне полезен — Фриц Вернер; но его что-то не было видно, и я слонялся из комнаты в комнату, высматривая его. Расхаживая среди гостей, я слышал обрывки анекдотов и разговоров; вечер протекал, как и всегда в домах врачей.
