— Может, и еще кое-что, — Гинни наморщила носик. — Знаете, сейчас, конечно, нехорошо сплетничать о ней. И я не уверена, что все это правда. Может, просто выдумки.
— А в чем дело?
— Видите ли, когда вы приезжаете сюда, никто вас не знает, никто ничего о вас не слышал, поэтому вы можете плести, что угодно, и все сходит с рук. Я и сама о себе кое-что навыдумывала…
— Так что же вам рассказывала Карен?
— Да, собственно, она даже не рассказывала. Скорее намекала. Ей нравилось, когда ее считали неистовой, и она давала понять, что и все ее друзья тоже неистовые. Это было ее любимое словечко — неистовые. И говорила обо всем так, что ей невольно верили. Все полунамеками. Ну насчет своих абортов и тому подобное.
— Абортов?
— По ее словам, у нее их было два еще до поступления в колледж. Звучит неправдоподобно, верно? Два аборта! Ведь ей же было всего семнадцать. Я не очень-то поверила, тогда она начала объяснять, как это делается. И я усомнилась: может, и правда?
Девушка из медицинской семьи могла легко блеснуть сведениями относительно процедуры операции. Это отнюдь не доказывало, что она сама ей подвергалась.
— Она рассказывала вам что-нибудь о своих абортах? Где ей их делали?
— Нет, просто сказала, что делали. И вообще любила поговорить на подобные темы. Ей нравилось шокировать меня. Помню, наш первый уик-энд здесь — нет, пожалуй, второй, — она куда-то уезжала веселиться в субботу вечером и вернулась очень поздно, растрепанная, помятая, забралась в постель и говорит: «Черт, до чего же я люблю черное мясо!». Так вот запросто. Я не знала, что ей ответить. Мы тогда еще были едва знакомы. И промолчала. Решила, что это она так, для форса.
— Но иногда вы все же ей верили?
— Спустя пару месяцев начала верить.
— У вас не возникало когда-нибудь подозрений, что она беременна?
— Пока она находилась здесь? В колледже? Нет! Она никогда ничего такого не говорила. Кроме того, она всегда принимала пилюли.
— Вы наверняка знаете, что она их принимала?
— Да. Она это делала вполне открыто каждое утро. Да вот они — эти пилюли, прямо перед вами на ее столике. Вон в том пузырьке.
Я подошел к столу и взял пластмассовый пузырек. На этикетке стояло: «Аптека «Маяк», способа употребления указано не было. Я записал номер рецепта. Затем открыл пузырек и вытряс оттуда одну таблетку. Оставалось еще четыре.
— Она принимала их каждый день?
— Каждый божий день, — ответила Гинни.
Я не гинеколог и не фармацевт, но кое-что я все-таки смыслю. Во-первых, большинство противозачаточных средств продается теперь в специальной упаковке. Во-вторых, первоначальная доза гормонов снижена с десяти миллиграммов в день до двух. Значит, таблетки должны быть совсем маленькими. Эти оказались сравнительно большими. Без названия, ярко-белого цвета и шершавые на ощупь. Я сунул одну в карман, а остальные ссыпал обратно в бутылочку.
