— Ты разговаривал с Ли?
— Сегодня утром. Он утверждает, что не делал его. Исходя из результатов вскрытия, я ему верю.
Карр достал из кармана фонендоскоп и стал крутить его в руке.
— Грязная история, — сказал он. — Очень грязная.
— Ее нужно расчистить, — сказал я, — не можем же мы просто умыть руки.
— Нет, конечно, — согласился Карр. — Имен в виду, однако, что Дж. Д. Рендал в ужасном состоянии. Он чуть не убил беднягу стажера, когда узнал, чем ее лечили. Я присутствовал при этом и думал, что он задушит парня своими руками.
— А кто этот стажер?
— Некто Роджер Уайтинг. Вполне приличный парень, хоть и учился не Бог весть где.
— Как его найти?
— Дома, наверное. Сменился сегодня в восемь утра. — Карр нахмурился и снова повертел свой фонендоскоп. — Джон, ты действительно хочешь ввязаться в это дело?
— Я совсем этого не хочу, — сказал я. — Если бы можно было выбирать, поверь, я сейчас уже сидел бы у себя в лаборатории. Но у меня нет выбора.
— Беда в том, — медленно произнес Карр, — что события больше нам неподвластны. Дж. Д. в ужасном состоянии.
— Да, ты уже говорил.
— Я всего лишь пытаюсь помочь тебе понять истинное положение вещей. — Карр, не глядя на меня, перекладывал что-то у себя на столе. Наконец сказал: — Суть в том, что дочь Дж. Д. Рендала зарезал какой-то подпольный акушер и, следовательно, кто-то должен за это ответить. Ли делает нелегальные аборты — это будет не так-то трудно доказать на суде. В бостонском суде присяжные, вполне возможно, будут наполовину состоять из католиков. Они осудят его по принципиальным соображениям.
— Ты хочешь сказать, что Ли козел отпущения?
— Приблизительно так, — грустно улыбнулся Карр.
Между тем днем, когда человек поступает в университет, и днем, когда он становится кардиохирургом, проходит тринадцать лет. Четыре года в медицинском институте, год ординатуры, три года работы в общей хирургии, два — в грудной хирургии, два — в сердечной. Тут же где-то вклиниваются два года работы на дядю Сэма.
Не каждый добровольно взвалит на себя такой груз, не каждого соблазнит столь дальний прицел. К тому времени как врач достаточно подготовился, чтобы делать операции на сердце самостоятельно, это уже другой человек, чуть ли не другая особь, которого отчуждают от остальных людей опыт и преданность делу. В некотором смысле это входит в программу обучения: хирурги обычно замкнутые люди.
Я думал об этом, пока смотрел через застекленное отверстие в полу смотровой кабины на операционную номер 9. Отсюда прекрасно обозревался весь зал, присутствующий на операции персонал и сама операция. Отсюда часто наблюдали за операциями студенты и врачи. В операционной установлен микрофон, поэтому здесь слышны все звуки: позвякиванне инструментов, ритмическое шипение аппарата искусственного кровообращения, пониженные голоса.
