— Я ведь могу вызвать вас на допрос.
— Конечно, можете. Но на каком основании?
— По подозрению в соучастии. Да мало ли еще на каком.
— А я в ту же минуту вчиню вам иск. И сорву с вас миллион долларов.
— Только за то, что я допрошу вас?
— За подрыв моей врачебной репутации. Знаете ведь, репутация врача — это его хлеб. Даже малейшая тень подозрения потенциально наносит ему урон, Я запросто могу доказать на суде, что мне причинили убыток.
У меня было такое ощущение, будто моя голова зажата в тисках. Боль была пульсирующая, мучительная, ноющая. Идя по коридору, я почувствовал внезапный острый приступ тошноты. Ужасная слабость охватила меня, я весь покрылся холодным потом, но потом это прошло, мне немного полегчало, Я вернулся к Хэмонду.
— Как ты себя чувствуешь?
— Ты становишься однообразным, — заметил я. — Не мог бы ты достать мне мышь?
— Мышь? В лаборатории у Кохрэна есть крысы; возможно, она не заперта.
— Мне нужна мышь.
— Давай поищем, — сказал он.
Мы направились в подвальное помещение. По пути Хэмонда остановила медсестра и сообщила, что родителям Энджелы Хардинг позвонили по телефону. Хэмонд попросил дать ему знать, когда они приедут или если Энджела придет в сознание.
Мы спустились в подвал и двинулись по лабиринту коридоров, пригибаясь под трубами. В конце концов мы добрались до помещения, где содержатся подопытные животные. Как и в большинстве крупных клиник, в Мемориалке имелся свой исследовательский центр, нуждавшийся в большом количестве подопытных животных. Минуя одно помещение за другим, мы слышали то собачий лай, то тихий шорох птичьих крыльев. Наконец мы подошли к дверце с надписью: «Мелкие грызуны» Хэмонд толкнул ее, и она открылась.
Мы выбрали одну мышь, и Хэмонд вытащил ее из клетки общепринятым способом: за хвост. Я взял шприц и впрыснул ей кровь, взятую из трупа Грека Джонса. Затем Хэмонд бросил мышь в стеклянную банку. Долгое время с мышью ничего не делалось — она только носилась кругами по банке.
— Что это за проба?
— На морфий, — сказал я, — сразу видно, что ты не патологоанатом.
Мышь продолжала кружить в банке. Затем она начала замедлять бет, мышцы ее напряглись, и хвост задрался.
— Реакция положительная, — сказал я.
— А девица? Тоже наркоманка? — спросил Хэмонд.
— Это мы скоро узнаем.
Когда мы вернулись, Энджела уже пришла в сознание.
В шоковой палате медсестра сообщила нам:
— Давление у нее поднялось — сто на шестьдесят пять.
— Прекрасно, — сказал я. Пересиливая усталость, подошел к ней и погладил по руке. — Как себя чувствуете, Энджела?
